— Н-да, интересно! — протянул он.
Джейкобсон холодно взглянул на него. Его глаза, выражая неудовольствие, могли быть столь же грозными и страшными, как и злобная гримаса Тараккиа.
Он произнес:
— Эту машину готовил я, мистер Мак-Элпайн.
Мак-Элпайн лишь пожал плечами, последовала долгая минута молчания. Наконец он сказал:
— Знаю, Джейкобсон, знаю. Я знаю также, что никто не делает это лучше вас. Знаю и то, что вы здесь служите уже слишком давно, чтобы говорить чепуху. Такое может случиться с любой машиной. Сколько вам нужно времени?
— Вы хотите, чтобы я начал сейчас же?
— Вот именно.
— Четыре часа. — Джейкобсон говорил сухо: он был обижен и не скрывал этого. — От силы шесть.
Мак-Элпайн кивнул и, взяв Даннета под руку, хотел было уйти, но в последнее мгновение остановился. Тараккиа и Рори тихо разговаривали о чем-то, и хотя слов не было слышно, враждебные, жесткие взгляды, которые они бросали внутрь павильона на Харлоу и на его бутылку с бренди, были достаточно красноречивы. Мак-Элпайн, все еще держа Даннета за руку, отвернулся с сожалением и снова вздохнул.
— Сегодня у Джонни друзей не прибавилось, не так ли?
— Угу. Да и за последние дни, боюсь, тоже. А вон, кажется, и еще один, который едва ли увеличит их число.
Человек в комбинезоне небесно-голубого цвета шагал по направлению к пункту обслуживания с таким видом, как будто у него было что-то на уме. Это был Нойбауер — высокий и очень светлый блондин истинно нордического типа, хотя и австриец, гонщик номер 1 команды «Гальяри». Имя «Гальяри» было вышито на груди его комбинезона. Своими победами на трассах Гран-При он завоевал репутацию кронпринца среди гонщиков, и его прочили в наследники Харлоу. Как и Тараккиа, это был холодный, недружелюбный человек, совершенно нетерпимый к дуракам, каковыми он считал большинство окружающих. Как и у Тараккиа, у него было мало друзей, и не удивительно, что эти два человека, самые непримиримые соперники на автотрассах, в жизни были близкими друзьями.
Нойбауер явно кипел от гнева, и его настроение отнюдь не улучшилось, когда на его пути возникла массивная фигура Мак-Элпайна.
— О, боже ты мой! — Вздохи как будто становились второй натурой Мак-Элпайна. — Кажется, у Нойбауера действительно есть что-то на уме.
— Прочь с дороги! — сквозь зубы произнес Нойбауер.
Мак-Элпайн посмотрел на него с кротким удивлением.
— Простите, что вы сказали?
— Извините меня, мистер Мак-Элпайн… Где этот негодяй Харлоу?
— Оставьте его в покое. Ему и без того тошно…
