Анжелика внешне покорилась и тоже замолчала, но она продолжала мечтать про себя и все выше и выше уносилась в неведомые страны грез; все в ней говорило об этом: восторженно приоткрытый рот, глаза, в которых отражалось сияние бесконечных голубых просторов ее видения. Она вышивала золотой нитью свою мечту бедной девушки, и мечта ее рождала на белом атласе крупные лилии, розы и инициалы богоматери. Точно луч света, стремился кверху стебель лилии из золотых полосок, и звездным дождем осыпались длинные тонкие листья, покрытые блестками, прикрепленными канителью. В самом центре горели пожаром таинственных лучей, ослепляли райским сиянием выпуклые массивные инициалы богоматери, шитые золотой гладью. А нежные шелковые розы цвели, и весь белоснежный нарамник сиял, чудесно расцвеченный золотом.
После долгого молчания Анжелика вдруг подняла голову. Она лукаво посмотрела на Гюбертину, кивнула и сказала:
— Я жду его, и он придет.
Это была безумная выдумка. Но Анжелика упрямо верила в нее. Все произойдет именно так, она уверена, И ничто не могло поколебать этой сияющей убежденности.
— Право, матушка, все это так и будет.
Гюбертина решила действовать насмешкой. Она стала подшучивать над девушкой.
— А я-то думала, что ты не хочешь выходить замуж. Ведь все эти святые мученицы, вскружившие тебе голову, никогда не выходили замуж. Нет, даже когда их заставляли, они не хотели покоряться, обращали своих женихов в христианство, убегали от родителей и добровольно шли на плаху.
Девушка удивленно слушала. Потом она громко расхохоталась. Все ее здоровье, вся жажда жизни пели в этом звонком смехе. История со святыми? Но ведь это было так давно! Времена переменились, бог восторжествовал и уже не желает, чтобы кто-нибудь умирал за него. Чудеса в «Легенде» гораздо сильнее подействовали на Анжелику, чем презрение к миру и жажда смерти. Ах нет, конечно, она хочет выйти замуж, и любить, и быть любимой и счастливой!
— Берегись! — продолжала Гюбертина. — Ты заставишь плакать твою покровительницу, святую Агнесу. Разве ты не знаешь, что она отвергла сына своего воспитателя и предпочла умереть, чтобы сочетаться браком с Иисусом?
На башне зазвонил большой колокол, и стайка воробьев вспорхнула с густого плюща, обвивавшего одно из боковых окон собора. Гюбер, по-прежнему хранивший молчание, снял со станка готовую, еще совсем сырую от клея хоругвь и повесил ее сушиться на один из вбитых в стену больших гвоздей. Солнце передвинулось и теперь весело освещало старые инструменты, мотовильце, ивовые колеса, медный подсвечник; а когда оно упало на обеих женщин, станок, за которым они работали, весь загорелся: сверкали отполированные от долгого употребления валики и планки, сверкала материя, сверкала вышивка, горели груды блесток и канители, катушки шелка и мотки золотых ниток.
