Лицо склонившейся над станком девушки озарилось светом великой надежды, а руки ее между тем продолжали все так же размеренно протягивать из стороны в сторону золотую нить.
— Матушка, вы, наверно, думаете, что я очень глупая?.. Мир полон славных людей. Когда человек честен, когда он работает, его всегда ожидает заслуженная награда… О, я знаю, что есть и злые люди! Но разве они идут в счет? С ними никто не знается, и они скоро получают по заслугам… Понимаете, мир, мне кажется, издали похож на большой сад. Да, да, на огромный парк, полный цветов и солнца. Жить так хорошо, жизнь так чудесна, что она не может быть дурной!
Она все больше оживлялась; ее словно опьяняли яркие сочетания золота и шелка.
— Ничего нет проще, чем счастье. Вот мы ведь счастливы! А почему? Потому что мы любим друг друга. Ну вот и вся жизнь ничуть не сложнее… Вы сами увидите, что будет, когда придет тот, кого я жду. Мы сразу узнаем друг друга. Я его никогда не видела, но знаю, каким он должен быть. Он войдет и скажет: «Я пришел за тобою». Тогда я отвечу: «Я ждала тебя, возьми меня». Он уведет меня, — и это будет навсегда. Мы будем жить во дворце и спать на золотой кровати, усыпанной алмазами. О, все это очень просто!
— Замолчи, ты с ума сошла! — строго перебила ее Гюбертина. И, видя, что девушка возбуждена и не может расстаться со своей мечтой, повторила: — Замолчи же! Мне страшно… Несчастная, когда мы выдадим тебя за какого-нибудь бедного малого, ты упадешь со своих облаков на землю и переломаешь себе все кости. Для таких бедняков, как мы, счастье — это смирение и покорность.
Анжелика со спокойным упорством продолжала улыбаться.
— Я жду его, и он придет.
— Но ведь она права! — воскликнул увлеченный Гюбер, заразившийся той же лихорадкой. — Зачем ты на нее ворчишь?.. Она достаточно хороша для того, чтобы сам король просил ее руки. Все может статься.
Гюбертина грустно подняла на него свои красивые умные глаза.
— Не поощряй ее к дурным поступкам. Ты лучше, чем кто бы то ни было, должен знать, во что обходится, когда поддаешься голосу сердца.
Гюбер побледнел как полотно, и крупные слезы показались на его глазах. Она сразу же раскаялась, что преподала ему такой урок, встала и взяла мужа за руки. Но он высвободился и, запинаясь, пробормотал:
— Нет, нет, я был не прав… Анжелика, ты должна слушаться матери. Мы оба сошли с ума, она одна говорит здраво… Я был не прав, я был не прав…
Слишком взволнованный, чтобы усидеть на месте, он бросил подготовленную для работы ризу и занялся проклеиванием лежавшей на станке уже готовой хоругви. Вынув из сундука банку фландрского клея, он стал кисточкой промазывать изнанку материи — это скрепляло вышивку. Больше он не говорил, однако губы его дрожали.
