эти элементы характеризуют, как элементы, не может характеризовать целое, в котором элементы существуют лишь в снятом виде. Сущность целого — это не материя, если материя — это объективная реальность, данная нам в ощущении, а нечто, содержащее материю в снятом виде. Это не личный Бог, который есть лишь одно из
представлений сущности мира, это то, что принципиально не может быть представлением, что не является также идеей или разумом, потому что эти понятия антропоморфичны, это то, что не имеет имени и названия и должно (поскольку мы говорим о нем) обозначаться каким-нибудь символом. Чтобы не выдумывать нового, я называю его Богом, но понимаемым так, как я сказал выше.
Заканчивая эту чрезвычайно «неустроенную» запись, я вспомнил, чем завершился тот поздний вечер, когда я уже лежа в постели, почувствовал свою, как я назвал ее тогда — космическую заброшенность. Я тогда не понял, что именно тем, что все мое существование подчинено общим закономерностям (в том числе и вероятностным), именно этим и опровергается заброшенность. Бог оказался рядом.
13 августа, Ст. Петергоф.
Новый кризис. Снова терзания. Возвращаясь со станции домой, продолжал обдумывать свои «Письма к взрослым детям». Казалось, что нашел новый и интересный, а главное убедительный аргумент против сведения к материи всего сущего, против понимания сущности мира, как материи. Пришел домой, сел записать это. И как бы против своей воли, повинуясь тому, что мне казалось правильным, сформулировал нижеследующее понимание материи, которое является аргументом в пользу материализма. Вот оно:
Материя есть нечто существующее как единство единичного и единого. Это противоречивое в себе единство разрешается во взаимодействии, которое обусловливает свойства материи. Последние, таким образом, относительны, хотя и совершенно реальны.
Сегодня это определение является для меня сильным аргументом против моих же собственных взглядов. Подожду. Подумаю. Помучаюсь.
15 августа. Определение материи, как единства единичного и единого имеет, прежде всего, тот крупный недостаток, что в нем смазывается качественное отличие единого от единичного, хотя каждое единичное в свою очередь есть единое для своих элементов. Материализм, как миропонимание…
15 декабря.
С 10 октября по 10 декабря работал — два полных месяца. За это время мало читал и много писал. Из стоящего прочел Марка Аврелия «Наедине с собой». Написать же ничего стоящего не сумел, а надо было — всего две главы пояснительной записки. Чувство разочарования и недовольства собой испортил мне первый день освобождения, который я ждал с нетерпением, чтобы, закончив служебные дела, вернуться к своим книгам, тетрадям и мыслям. Недовольство собой и ощущение своей бездарности перешло в чувство тревоги, которую я не мог преодолеть несколько дней и следы которой пожалуй что есть и сегодня. Ранимость и незащищенность человека — вот что преследовало меня по пятам эти последние дни. Уязвимость. Хрупкость благополучия. Неисчислимые возможности мгновенного перехода к несчастью. Но вот, однажды, заставив себя проснуться и таким образом избавиться от тяжелого сна, я подумал: я ушел от этого страшного и тягостного, что обступало меня со всех сторон в другое измерение, из сна в действительность, и такая возможность у человека всегда есть. Она есть и по отношению и к самой действительности. Это хорошо. Но можно ли назвать чувство полного удовлетворения тем, что так устроен мир — оптимистическим мироощущением? Ничто… Спокойная уверенность в бытии небытия. Оно (небытие), подобно иррациональным числам, вкраплено в числовой ряд нашей повседневности, оно тут, рядом.
