Дневник, 1964-1987 | страница 56
Для того, чтобы разобраться, я хочу предпринять исследование развития понятия «материя» от Маркса и Энгельса и до наших дней. Эта работа еще далеко не выполнена, однако предварительное впечатление у меня уже складывается. Это впечатление таково: Энгельс, по существу, отождествляет понятие материи и понятие вещества, разумея под материей некую абстракцию, в основе которой лежит бесчисленное множество конкретных вещей. Он против поисков первоматерии, модификациями которой, будто бы, является все разнообразие мира. Это занятие он сравнивает с поисками плода как такового, вместо груш, яблок, вишен … (пишу это по памяти, под рукой сейчас нет текста). Здесь, мне кажется, все это выражено довольно наивно, на уровне, так называемого «здравого смысла». Есть бесконечно многоликое и меняющееся вещество, существующее во времени и пространстве, оно жестко детерминировано во всех своих проявлениях и является альфой и омегой всего на свете. Единство мира, говорит Энгельс, в его материальности, но что такое материальность, если материя — это абстракция, а реально существуют только бесконечно разнообразные разновидности вещества — материи.
[NB: материя как таковая — фикция (кажется, именно это слово и употребляет Энгельс)].
В чем же тогда единство? Создается впечатление, что эпоха, когда наука анатомировала действительность, анализировала и разымала ее на части — эта эпоха и определила такое понимание материи у Энгельса. Ставить ему в вину, что он не обобщил науку будущего, естественно, нельзя.
Ленин жил уже в другое время. Физика начала века сделала большой рывок вперед. Ленинское определение материи уже не отождествляет это понятие с понятием вещества. Уже был известен переход вещества в энергию и обратно. Материя, в ленинском определении, уже утратила свою вещественность. Она воспарила, сублимировала до некой объективной реальности, правда, сохранив одно важное ограничение — объективной реальности, данной нам в ощущении — следовательно, это может быть и вещество, и энергия.
В современной марксистской литературе процесс сублимации продолжается, хотя он сильно стеснен догматизмом.
Шептулин, например, отличает материю от материальных образований. Материя, как таковая, по Шептулину, это уже не фикция, не только понятие, это понятие, которому в объективной реальности соответствует мир как целое. Материальные же образования — его частные проявления, к которым он ни в коем случае не должен быть сведен, — это то и есть груши, яблоки и вишни… Но здесь вводится ограничение: мир, как некое единство, как целое — это, по Шептулину, только тот мир, который существует во времени и пространстве, обладает формой и содержанием и рядом других свойств и ограничений, присущих материальным образованьям, которые произвольно перенесены, распространены, экстраполированы на материю, на мир, как целое.