На карте штабной не заполнены клетки,
О вражеской крепости сведений нет.
В своем блиндаже результатов разведки
Всю ночь ожидает Военный совет.
Ввалились бойцы. На подшлемниках — иней,
Изорваны в клочья халаты на них.
«Где старший?»
«Добравшись до вражеских линий,
Гранаты и диски он взял у двоих
И всем приказал: „Отправляйтесь обратно!
Здесь ночью нельзя разобрать ни черта.
Я на день залягу в сугробе. Понятно?
Ну, вроде покойника или куста“».
Как медленно, как бесконечно тянулся
Тот первый, непраздничный день января!
«Вернулся разведчик?»
«Еще не вернулся,
С НП не звонили, точней говоря».
Приказано северней пушкам ударить,
И послан опять истребитель в полет.
«Ну что там?»
«Ну как там?»
«Вернулся тот парень?»
«С НП передали: пока не идет».
Но вот наблюдателя голос далекий
Звучит в телефоне, и тесно словам:
«Приполз. Обморожены руки и щеки,
Но требует, чтобы отправили к вам».
Его притащили на связанных лыжах,
А сам он протиснулся в дверь блиндажа.
Халат его в пятнах, багровых и рыжих.
Поди разберись, это кровь или ржа.
И я узнаю своего бригадира,
А он, вероятно, не видит меня.
Уставился взглядом в глаза командира,
Спокойный и страшный стоит у огня.
«Скорее врача!»
«Все в порядке, не надо!
Докладывать можно?»
«Я слушаю вас».
«Железобетонная эта преграда
По гребню холмов пролегает как раз.
Я все там облазил. Район необычный.
Вот карта. Я каждый обследовал дот.
Построена крепость, признаться, отлично,
Бетон исключительный, марки „пятьсот“».
И вдруг перед ним затуманились лица,
И, сдвинутый воздуха теплой волной,
Он медленно-медленно начал валиться
На стол, на скамейку, на пол земляной.
Читатель! Я знаю, ты мной недоволен:
О юности звонкой обещан роман,
А что за герои? Тот ранен, тот болен,
Тот гибнет, взлетая навстречу громам.
Но я ничего переделать не властен,
От правды не вправе, не в силах свернуть.
Нам выпало самое трудное счастье —
Идти впереди и прокладывать путь.
Я ночью привез о Кайтанове очерк.
Редактор сказал: «Ничего матерьял.
