Авиньонские барышни | страница 36
— Вы хотите сказать, что не едите косидо?
— Я хочу сказать, что не ем абсолютно ничего, потому что я чистый художник, а чистые художники не едят.
Сасэ Каравагио смотрела на автора «Сонат» с нескрываемым восторгом. Дельмирина, сидевшая рядом со своим женихом Пелайо, мелким служащим, работавшим прежде у дедушки Кайо, знала наизусть стихи дона Рамона и даже продекламировала несколько строк прерывающимся от наплыва чувств голосом. Тетушка Альгадефина воспринимала Валье как несколько стилизованное мистическое воплощение Рубена. А самые молодые — кузина Маэна и кузина Микаэла — наивно предпочитали ему Дорио де Гадекса[54] и других подобных подражателей Рубена — но никто из них и рядом не стоял.
— Вы великий художник, дон Рамон, — сказал прадед.
— Не совсем так. Я лишь тень великого художника, которая рвется к свету.
— Какая прелесть.
И он разом покорил всех дам за столом. Но дон Мигель де Унамуно хранил молчание.
— Мне жаль, что вы тратите попусту свой талант, Валье, — сказал он наконец.
— Я испанский писатель, и я приношу пользу своей стране. Бо́льшую, чем вы, дон Мигель.
— Литература всего лишь инструмент, которым надо побуждать и пробуждать людей и идеи.
— Я их побуждаю к красоте, ректор.
— Красота — пустяк, разве не вы это утверждали?
— Моя фраза — плагиат, как почти все у меня, но ведь только пустяки нас и возвышают.
— Вы признаетесь в плагиате?
— И не в единственном — дон Хулио Касарес[55] меня разоблачил.
— Вы аморальны, Валье.
— И слава Богу! Но плагиат — это свидетельство гениальности. Требуется большой талант, чтобы суметь красиво позаимствовать. Плагиат тоже творчество, но иного вида.
— Возмутительно и упаднически. Да вы просто cocotte[56], Валье.
— Как бы я этого хотел! Но уж кто великий плагиатор, так это вы, дон Мигель, вы присваиваете себе слова Христа, а ведь они неприкасаемы, это, пожалуй, единственное, чего касаться нельзя. И вдобавок крадете у Кьеркегора, у мистиков и у фрая Луиса, но почему-то крадете у них самое неудачное.
— Вы мастак городить пустые фразы, Валье.
— Они не пустые, в каждой доля правды.
— У вас несомненный талант. Жаль, вы не используете его на что-то более духовное.
— А ведь я, в отличие от вас, католик истинный.
— Вы католик эстетствующий.
— Как и вы, дон Мигель. Ведь только этим мы и занимаемся, когда пишем. Единственное средство от эстетизма — не говорить ничего.
— Нет, мой долг — донести до людей истину.
— Ну а я несу людям неправду, и тем развлекаюсь.