Авиньонские барышни | страница 28
Ах, какое удовольствие танцевать фокстрот, если есть кавалер, который шепчет тебе о любви, и проживи хоть сто лет, никогда не забудешь вечера в «Ритце»[42]. Француз дон Жером и Мария Эухения часто ходили вечерами танцевать в «Ритц», и однажды к ним подошел немец в военной форме из посольства и, не глядя на француза, сказал Марии Эухении:
— Вы предоставите мне этот танец, сеньорита?
— Извините меня, я устала и мне жарко.
— Устали?
— Да, устала.
— Ah, ja[43].
Ситуация была немного напряженной. Ожерелье из крупных ярких жемчужин сверкало на нежной смуглой шее Марии Эухении.
— Эти жемчужины, полагаю, куплены на деньги, вырученные от продажи мулов французам? — сказал немец с поклоном.
Дон Жером шагнул к немцу и хлестнул его перчаткой по лицу.
Стоявшие рядом что-то заметили, но как люди тактичные даже не повернули головы.
— Завтра я пришлю к вам своих секундантов, — сказал немец.
Левый глаз его дергался, то щурился, то удивленно поднимал бровь, словно манипулируя моноклем, который он, должно быть, забыл. Он отдал честь по-военному и удалился.
— Ты будешь стреляться с этим дикарем? — спросила Мария Эухения.
— Я вызвал его на дуэль. И он не дикарь. Он военный.
— Я не могу допустить, чтобы ты рисковал своей жизнью…
— А я не могу допустить, чтобы столетний враг Франции оскорблял тебя в моем присутствии. Ни враг, ни кто другой.
— Но он может тебя убить.
— Я умею стрелять.
— Не делай этого, любимый.
— Я спасу твою честь и заодно избавлюсь от шпиона. Он только за тем и подошел, чтобы спровоцировать меня.
— И это только доказывает, что они хотят тебя убить. Убийство на дуэли ничем ему не грозит.
— Мне тоже.
Ах, какое удовольствие танцевать фокстрот, если есть кавалер, который шепчет тебе о любви, и проживи хоть сто лет, ты не забудешь вечера в «Ритце». Дон Жером принял в «Паласе» секундантов немца. Пришли два типа из посольства, один из них, герр Хаар, сопровождал военного во время первого визита. Договорились, как и предполагалось, о дуэли на пистолетах, через три дня, в шесть утра, в Ретиро. Секундантами дона Жерома стали Хулио Ромеро де Торрес и еще один художник. Донья Эмилия приходила несколько раз на обед по четвергам и говорила, что она убила Сорилью, а в его лице и весь романтизм.
— Я убила Сорилью, я убила романтизм и разрушила его воздушные замки. Надо пребывать в гуще жизни, на улице, среди народа, в реальности, как это делает Золя в Париже.
— Почему вы постоянно превозносите некую парижскую модель? — спрашивал Унамуно.