Авиньонские барышни | страница 15
Свадьба дона Альфонса XIII стала событием грандиозным. Весь женский клан, в окружении которого я существовал, расфуфырившись устремился на Пуэрта-дель-Соль, им хотелось увидеть королевскую парадную карету, а может, им просто хотелось надеть свои шляпки, брошки, тюлевые вуальки, модные пояски, нанести румяна и смешаться с нарядной утренней толпой, что они и проделали с большим удовольствием, но бомба, брошенная Матео Моралем[22], разогнала всех по домам; народ в ужасе покидал площадь, зато теперь разговоров было на целый год, ведь испанцам очень нравится иметь непосредственное отношение к Истории страны, пусть даже это сопряжено со смертельной опасностью. Потом они расскажут своим внукам, что Испания на их глазах перелистнула эту страницу Истории. Страницу, правда, немного подпортили, но тут уж ничего не поделаешь.
Дон Мартин Мартинес объезжал верхом свои поместья. Дедушка Кайо и бабушка Элоиса, каждый по отдельности, молились, чтобы новоиспеченная королевская чета преисполнилась христианскими и патриотическими чувствами. Тетушка Альгадефина не захотела смотреть на свадебную процессию. Она лежала в своем шезлонге под магнолией, раскрасневшись от легкой лихорадки, и читала французскую книгу в желтом переплете. Я остался с ней. Я тоже читал. Я читал книгу итальянского писателя Эдмондо Де Амичиса[23]Сердце — очень хорошую книгу, она нравится мне до сих пор.
Возможны были два варианта, первый: Альфонс XIII, тайный жених тетушки Альгадефины, с которым она ездила в Гиндалеру, был королем; второй: он не был королем. Если был, значит он ее бросил, чтобы жениться на другой. Причина более чем достаточная для того, чтобы лежать в лихорадке в шезлонге и читать по-французски.
Не каждый день вас бросает король.
Если же ее гиндалерский любовник только выдавал себя за дона Альфонса XIII, то, выходит, тетушка Альгадефина жила иллюзией, мечтой, обманом, как было и с молодым Пикассо, который предпочел ей кубистическую задницу, и с индейским поэтом Рубеном, который уехал от нее в Париж и не прислал ни единого стихотворения.
Я не знал, что именно думает обо всем этом тетушка Альгадефина и что она чувствует, но решил остаться с ней в патио под магнолией, остаться с ней наедине, потому что я не мог обходиться без ее тела, души, сердца, ее жизни. Эта женщина могла бы быть моей матерью, но, к счастью, не была ею и, значит, могла любить меня по-другому. Только как — по-другому?
