— О'кей. Ваша взяла и на сей раз. Сейчас выезжаю.
Мейсон повесил трубку и набрал Роксвуд 3-3987.
После нескольких минут, в течение которых Мейсон слышал длинные гудки на другом конце провода, в трубке послышался женский голос:
— Да, что надо?
— У вас есть слуга-японец, — сказал Мейсон. — Я хотел бы поговорить…
— Он, к вашему сведению, не японец, а кореец.
— Олл-райт, какая бы ни была его национальность, я все же хочу с ним потолковать.
— Его нет дома.
— Ах, вот как.
— Да, он ушел.
— Когда?
— Примерно с час назад.
— А кто вы такая?
— Кухарка и экономка. Вообще-то сегодня у меня должен быть выходной вечер, но я пришла как раз в тот момент, когда они уходили, и мне приказали остаться дома и отвечать на телефонные звонки, если такие будут.
— Не могли бы вы сказать, этот слуга-кореец просидел весь вечер дома?
— Точно не знаю, вроде бы он уходил на некоторое время.
— А где он сейчас?
— Ушел.
— Неужели вы не можете мне ответить более определенно?
— Не могу.
— Я мистер Мейсон, звоню от имени Джеральда Тора, мне необходимо знать, где в данный момент находится этот парень!
— Вы звоните для мистера Тора?
— Совершенно верно.
— Если я вам скажу, где находится Комо, вы обещаете мне, что у меня не будет никаких неприятностей?
— Конечно, можете быть совершенно спокойны.
— Он повез мисс Тор в Экзетер-госпиталь.
— В Экзетер-госпиталь? — переспросил в недоумении адвокат.
— Да, она что-то сильно заболела, совершенно неожиданно, как если бы…
— Как если бы что?
— Ничего.
— Когда это случилось?
— Минут пятнадцать назад.
— Так что же с ней все-таки произошло? — настаивал Мейсон.
Женщине, видимо, страшно хотелось поделиться с кем-то известной ей потрясающей новостью, но она боялась, как полагал адвокат, своей хозяйки. И все же в ней победила неукротимая любовь к сплетням.
— Она отравилась, — выпалила вдруг она. — Только, пожалуйста, никому не говорите, что это я вам об этом сказала. И она повесила трубку.
Полицейская машина Отдела насильственных смертей, пренебрегая всеми правилами дорожного движения, мчалась с бешеной скоростью по Голливудскому проспекту-бульвару. Пешеходы останавливались, заслышав душераздирающий вой ее сирены, затем укоризненно качали головами, глядя ей вслед, справедливо полагая, что если бы они попробовали так мчаться… И только после того, как задние красные огни машины совершенно исчезали из виду, на шоссе восстанавливалось нормальное движение.
При звуке знакомой сирены Мейсон вышел из своей машины и стоял в свете приближающихся ярких снопов фар полицейского «юпитера».
