— Но оно не закон для моего сердца, бабушка! — гневно ответила княжна. — Я уже успела полюбить маркиза Редсворда. И вы не в силах это изменить.
— Ну что ж, — закипела Марья Алексеевна. — В таком случае вы больше с ним не будете видеться. Сегодня же мы с тобой уезжаем в Москву.
— Как в Москву? — опешила Анастасия. — Сегодня? Я же… я не успела…
— Попрощаться? — насмешливо кивнула княгиня. — Не волнуйся, он не будет долго горевать. Пройдет пара недель, он остынет и забудет о тебе.
— Как можете вы это говорить? Это жестоко.
— Правда не всегда приятна, дорогая. Ну, собирайся, мы скоро уезжаем.
Приговор был прочитан и подлежал обязательному исполнению. Ни о каком его обсуждении и речи быть не могло. Когда княгиня Марья Алексеевна что-либо решала, остальным оставалось только смириться с этим. Сама императрица часто советовалась с Марьей Алексеевной в важных вопросах и дорожила ее мнением, как ничьим более. И разумеется, попытки Анастасии отказаться от поездки, буде они предприняты, потерпели бы полный крах и вдобавок вызвали бы у княгини гнев — за непослушание.
И все же Анастасия пошла к отцу просить защиты.
Разумеется, она знала, что это отец послал за Марьей Алексеевной, что он был в курсе решения княгини увезти ее в Москву (если не был его инициатором), но все же это был ее отец. Она всегда считала его своим защитником, благородным рыцарем и всемогущим человеком.
Но едва она вошла к князю в кабинет (он был занят написанием письма), он грозно посмотрел на нее и объявил:
— Бесстыдница! Явилась! Просить прощения пришла?
— За что прощение, papа?
— За твое бесчестье! Как ты могла после нашего вчерашнего разговора, после праведного моего гнева, как посмела отправиться на свидание с этим негодяем?
— Довольно, papа! Хватит! Он не негодяй! — оскорбленно, словно после пощечины, воскликнула Анастасия. — Какое право вы имеете его так называть?
— Довольно слов, Анастасия Александровна, — сказал князь. — Не будем более говорить об этом человеке. Его ты больше не увидишь никогда. К чему же о нем думать понапрасну?
— Не увижу? — в ужасе произнесла княжна. — Никогда?
— Конечно, — спокойно ответил Александр Юрьевич. — Послушай, милая, я желаю тебе…
— Оставьте меня!
И княжна выбежала из отцовского кабинета, отверженная, отчаянная, обманутая и оскорбленная. Она вбежала в свою спальню упала на кровать и заплакала.
Ну как же это можно? Ни-ког-да. Никогда! За что, за что, все они его так ненавидят? Что сделал его отец? Да какое это имеет значение? Какая разница, кто был его отец — ведь он, Ричард, — он лучший из всех людей на земле! Как смеют они лишать ее такого человека?
