Мазурка закончилась, и друзья подошли к Курбатову и Анастасии Александровне.
— Борис, привет, как на Кавказе? — обратился Дмитрий к старому знакомому.
— Здравствуй, Дмитрий, уже вернулся, цел и невредим, — ответил гусар.
— Ты знаком с моим другом, маркизом Ричардом Редсвордом?
— Знаком, — холодно ответил Борис, окинув графа воспламеняющимся взором.
— Шампанского, поручик? — предложил Воронцов.
— Пожалуй, — кивнул гусар.
— Так пойдем, — позвал Дмитрий, пытаясь увести Курбатова из зала.
— Маркиз, пойдемте с нами, — предложил поручик.
— Нет, благодарю, с меня достаточно шампанского сегодня, — ответил Редсворд.
— Не по-гусарски, маркиз, не по-гусарски, — презрительно покачал головой Борис Иванович.
Ричард вскипел и готов был сказать Курбатову что-то оскорбительное, но не успел, так как тот ушел вслед за Дмитрием.
— Анастасия Александровна, я рад снова быть рядом с вами, — произнес Ричард, — в том смысле: снова видеть вас.
Княжна кивнула.
— Вчера я лишь приехал в Петербург, впервые вышел из кареты. Я стоял на Невском проспекте и был очарован этим прекрасным городом: его домами, его шпилями и вами…
— Так слово beauty относилось не ко мне, а ко всему Петербургу? — улыбнулась Анастасия.
— Да, то есть нет, — запутался Ричард, — я хотел сказать… нет, право, я не знаю, что хотел сказать.
Ричард смешался и замолчал. «Идиот!» — говорил он себе и отчасти был прав. Но если слова молодого Редсворда и позабавили княжну, она не подала виду и все продолжала смотреть на собеседника прежним заинтересованным взглядом глубоких синих глаз.
— Вы знаете, я никогда не был в России, но погода здесь в эту пору очень напоминает лондонскую, — сказал наконец Ричард, подняв любимую англичанами тему разговора. — Вы любите дожди?
— Люблю, лорд Редсворд, — подтвердила Анастасия, — я люблю дождь, грозы и туман. Люблю погоду пасмурную, ветер. Осень — прекрасное время года.
— Как хорошо, что в первый осенний день я познакомился с вами, сударыня, — произнес граф. — Возможно, и второй осенний день принесет мне счастье вас увидеть.
Княжна смотрела задумчиво, спокойно. В синих глазах отражалась ее душа, но что — что хотела сказать ее душа этим взглядом? Ричард не знал ответа. Музыканты заиграли вальс, и рука Анастасии как-то неожиданно оказалась в руке Ричарда: оба не заметили, как начали танцевать. А танец был волшебный, невообразимый. Маркизу и княжне — обоим казалось, что в зале они одни, что музыканты играют специально для них, что только ими наполнен этот мир, и что только здесь, сейчас, в этом танце есть жизнь, и на свете нет ничего, имеющего значения. Они танцевали и танцевали, кружились по всему залу и неотрывно смотрели друг другу в глаза.
