Но бухгалтер хотел говорить еще.
— А мне самому, мне ты веришь?
— Достаточно, дорогой, что я верю твоим словам, — сухо произнес учитель.
— Ну, смотри… Народ доверил тебе воспитывать своих детей, а ты рассуждаешь как-то не по-нашему. Камень, что ли, держишь за пазухой или знаешь что-то и молчишь…
Бухгалтеру очень хотелось, чтобы учитель хоть как-то дал ему понять, видел он его вчера выходящим из конторки или не видел. Весь разговор для этого и был затеян.
— Подозрения у тебя есть какие-нибудь? — спросил Таджибеков.
— Я же тебе сказал, что я не сыщик.
— Нет, дорогой, не по-нашему ты рассуждаешь…
— По-твоему я никогда рассуждать не буду, — окончательно рассердившись, сказал учитель.
— По-жа-ле-ешь! — по слогам произнес Таджибеков. — Наши отцы были друзьями. Мой был богатым человеком. Его раскулачили, и он умер честным. А твой был идейно чуждым, у него были вредные мысли. Мысли, к сожалению, раскулачить нельзя, и он умер идейно чуждым. И ты такой. Подумай о себе. Хорошенько подумай.
Учитель помолчал. А потом сказал и сам удивился тому спокойствию, с каким произнес, видимо, давно, незаметно для него накопившиеся слова:
— Я думаю о себе и далее о тебе иногда думаю. И с каждым днем я думаю о тебе все хуже.
— До свиданья, — сказал бухгалтер и встал, держа в руках пиалу.
— До свиданья, — ответил учитель.
Бухгалтер поискал глазами, куда бы поставить пиалу, пристроил ее на узком подоконнике и вышел, хлопнув дверью.
Пиала упала, но не разбилась.
…Кур-Султан рассердился, когда узнал, что Таджибеков навещал учителя.
— Я же запретил вам к нему ходить. Зачем вы пошли?
Таджибеков растерялся. На него никогда так не кричали.
— Мне кажется, вы ничего такого не говорили.
— Значит, я хотел сказать. Это все равно. Зачем впутывать сюда лишних людей? Зачем привлекать внимание? Теперь он будет думать о вас. Я надеюсь, вы не поругались с ним?
— Нет, что вы! — солгал Таджибеков. — Просто мы посидели, поговорили… Конечно, мы друг друга не любим…
— Вы поймите, — сказал Кур-Султан, — пока у нас нет печати, пока мы не можем достать документов, мы не можем днем выйти, мы не можем уехать из Ташкента. И мои друзья в горах тоже каждый день рискуют. А печати-то нет! Даже бланков нет. Саидмурад пилил до самого утра — нашли только черепки от чайника.
— Не надо волноваться, не надо, — успокаивал Кур-Султана Таджибеков. — С завтрашнего дня я буду исполнять обязанности председателя махалинской комиссии. Никому, кроме меня, не доверят. Учитель Касым не годится, это чуждый элемент, и вообще… двое членов комиссии неграмотные, один уехал на строительство канала. Так что я буду председателем. Будет новая печать, будут бланки.
