— тех, что видны на фотографии на стене. Но Каролина и слышать не хотела об Огюсте, она находила это имя слишком клоунским, и в конце концов порешили на Огюстене, по ее воле. Пусть будет Огюстен; с Каролиной невозможно спорить.
Прежде чем уснуть, уткнувшись носом в свои графики, Сильвэн позвонил жене в клинику. Так всегда бывало с тех пор, как они поженились. Вот уже четырнадцать лет каждый раз, как они разлучаются, где бы он ни был — в министерстве, в Брюсселе, Токио или Нью-Йорке, — ему необходимо слышать ее голос, и он ей звонит.
В этот вечер она уже спала, и он почувствовал себя глупым, назойливым.
— Извини меня, Каро… Извини, что разбудил тебя, но я по тебе скучаю…
Он услышал ее смех.
— Но я тоже по тебе скучаю!.. Знаешь, который час?
И вдруг, с тревогой:
— Дома все хорошо?.. У детей все в порядке? Фафа с ними?
— Все в порядке. Все спят. В доме тишина. Я просто хотел тебе сказать, что люблю тебя и что мне плохо, когда тебя нет рядом. Вот и все.
Переливчатый смех Каролины.
— Я тоже тебя люблю. Еще три дня — и я дома!
Едва повесив трубку, Сильвэн вспомнил, что даже не спросил ее про ребенка, и на какое-то время задумался, спрашивая себя, так ли он рад еще одному ребенку. Это тоже была идея Каролины: иметь много детей, она всегда говорила, что ей было тяжело быть единственной дочерью.
Он в этом отношении более уравновешен. Иметь детей ему кажется естественным, но при каждом рождении он испытывает то же довольно неприятное чувство, будто сделал непоправимую глупость; не говоря уже об охватывающем его каждый раз страхе потерять при этом Каролину. Каждые роды молодой женщины — хоть и легкие — повергают его в тревогу, с которой ему не удается совладать. Пусть ему говорят, что в распоряжении современных женщин есть средства, чтобы больше не мучиться, и они редко умирают, производя на свет детей, — он чувствует себя виновным в том, что не может участвовать в этой таинственной операции, от которой его отстранила сама Каролина. Когда должны были родиться их первые дети — близнецы, — врач предложила ему присутствовать при родах. Но Каролина живо запротестовала.
— Ну нет! Спасибо! Только не это! Я предпочитаю быть одна. Я не хочу, чтобы ты видел меня в таком состоянии. Мне будет страшно, что ты потом больше не захочешь со мной спать! Роды — это женское дело.
Он заметил, что врач ее там будет, а он — не женщина. На это Каро ответила, что акушер — не мужчина, а некто вроде механика, которому платят за работу, а там — до свидания. Иное дело — мужчина, которого любишь и с которым, возможно, кокетничаешь.
