На полу, под левой рукой, свисающей с края матраса, лежат очки и разрозненные листки документа, который он, по всей видимости, изучал, а затем бросил, прежде чем уснуть. Его можно понять: на рассыпавшихся страницах только колонки цифр, графики, усыпляющие заголовки, набранные жирным шрифтом: «Влияние немецких процентных ставок на стоимость франка»… Или: «Уровни развития и меры по структурному урегулированию».
Только по этим наводящим скуку страницам и можно догадаться о профессии уснувшего человека, молодого финансового инспектора, технического советника при кабинете министра. Действительно, обстановка его комнаты, редкие находящиеся в ней предметы и мебель говорят скорее о занятии, связанном с морем, чем о работе, имеющей отношение к деньгам.
Стены, обитые бежевой тканью в тон паласу, голы, за исключением стены напротив окна. Большая ее часть занята гигантской черно-белой фотографией морского пейзажа, сделанной против света: пролив, усеянный пустынными скалистыми островками. На переднем плане, между островами — яхты и рыболовные суда на якоре, чьи корпуса и мачты выделяются на фоне воды и неба, подобно скалам, как в театре теней. Это вечер или утро, так как небо на горизонте еще или уже светло. Фотография отражает миг острого волнения того, кто ее сделал. Наклеенная просто на деревянный щит, без рамы, она выглядит так натурально, что словно раскрывает посреди стены окно на море. И большая кровать, где спит Сильвэн Шевире, тоже кажется лодкой на якоре, на которой будто бы отдыхает уставший пловец.
Высокий и плоский комод, бывший, наверное, частью обстановки на трансатлантическом корабле, кожаное кресло, на котором навалена одежда спящего, и две маленькие квадратные тумбочки составляют всю меблировку этой комнаты, где морская атмосфера, исходящая от большой фотографии, усиливается парой весел, стоящих в углу комнаты, и единственным предметом, находящимся посередине мраморного камина пишущим барометром Ноде. Цилиндр, покрытый миллиметровой бумагой, на которую фиолетовыми чернилами наносятся падения и взлеты атмосферного давления, заперт в клетке из стекла и красного дерева. Прибор старинного образца явно служит предметом особых забот своего владельца. Он слабо тикает, и восходящая линия графика обещает прекрасный весенний день.
Ничто в этой комнате не говорит о семейной жизни, кроме, может быть, подушки рядом со спящим — подушки Каролины, его жены, в настоящее время сосланной в клинику на правом берегу, где она только что произвела на свет их пятого ребенка, крошечного и горластого мальчика, которого назвали Огюстеном. Сильвэн предпочел бы имя Огюст, чтобы отдать дань уважения своему деду, старому Огюсту Шевире, доживавшему оставшиеся ему дни в доме на островах Шозе
