Фосфор | страница 2
ГЛАВА I
Когда мир прочтет эти строки, меня, вероятней всего, сочтут безумцем, однако в этом случае, как и во многих других, мир наш лишь повторит прежние ошибки.
Не стоило бы удивления, если после пережитого я сошел бы с ума; тем не менее, никогда еще, мне кажется, рассудок мой не был так ясен, как сейчас.
Когда людям представляется случай (как обычно и бывает) сказать о мужчине или о женщине что-либо хорошее или плохое, они избирают, как правило, последнее, в чем я никого не могу попрекнуть; ибо в целом в мужчинах и женщинах (они не исключение) много больше недостойного (по счастью, невидимого или утаенного), нежели доброго, каковое находится на поверхности и выставляется напоказ взорам всего света, и всякий, будь то мужчина или женщина, хорошо зная, что и сколько скрывает в душе, спешит судить других по себе.
Меня же, однако, мнение света ничуть не беспокоит; по правде сказать, когда эти строки будут опубликованы, сам я, по-видимому, давно буду там, где чужие суждения никак меня не затронут; если же в это время я еще буду жив, те из немногочисленных моих знакомых, что случайно заподозрят во мне автора, либо поверят мне, либо же — я навсегда утрачу ту толику дружбы, что они ко мне питают.
Но и это не имеет никакого значения: среди живущих нет ни единой души, к какой я испытывал бы малейшую любовь или проблеск интереса. Свое настоящее имя я не открою: двусмысленная известность мне претит, и я не хотел бы, чтобы люди на улицах искоса разглядывали меня, как какое-нибудь диковинное создание природы.
Мужчины считают меня мрачным и замкнутым; к женщинам я безразличен, к мнению их равнодушен едва ли не более, чем к мужскому. Знакомые мои не знают ничего о моем прошлом; поэтому я могу смело поведать некоторые существенные подробности о своей семье и ранних годах жизни.
Моя мать была англичанкой, но выросла в Италии (стране тысячи воспоминаний) и до встречи с отцом по большей части жила в Неаполе; он, также англичанин, повстречался с нею в этом городе, где оказался проездом. Он задержался в Неаполе, женился на ней и увез ее с собою в Англию. Я был их единственным ребенком и родился 28 июля 1856 года на Квинс-роуд в Пекхэме, близ Лондона.
Отец мой был биржевым дельцом и сколотил немалое состояние; успех вскружил ему голову, и он вложил весь свой капитал в предприятие, затеянное его ближайшим другом, надеясь уйти на покой миллионером.
Друг тот оказался мошенником, и в одно злосчастное утро отец проснулся в полном разорении. Этого удара он не вынес.