В движениях и репликах ведущих актеров на театре финансового кризиса я видел определенную модель поведения.
Ту же модель я усмотрел в ситуации, связанной с падением Джона Тейна, прямолинейного и поразительно работоспособного выходца со Среднего Запада, в котором видели будущего спасителя инвестиционного банка «Merill Lynch». Благодаря прекрасной системе паблисити, которая работала как отлаженный механизм, в глазах широкой общественности это был «Тейн-Голова», человек-калькулятор, безупречно честный руководитель. Сегодня его помнят главным образом как человека, купившего для своего офиса «комод на ножках» за 35 тысяч долларов, которые с этой целью были изъяты из акционерного капитала.
Я наблюдал эту модель поведения и у Джона Полсона, менеджера хедж-фонда: помогая «Goldman Sachs» в создании финансовых инструментов, он корпел над субстандартными закладными, столь же выгодными для него, сколь разорительными для клиентов банка. Как человек блистательного ума, Полсон увидел, что финансовая система резво несется к краю пропасти. В отличие от менеджеров других хедж-фондов, которые били тревогу (за что были осмеяны), Полсон сделал свою ставку и сидел тихо, поменяв фишки на наличные в последний момент, когда система уже почти рухнула. Из беседы с Полсоном я вынес впечатление, что он посвятил всю свою жизнь одному делу — неуемному стяжанию денег. Сделка с «Goldman Sachs» стала кульминацией его деятельности, направленной на удовлетворение этой единственной страсти.
Отчего же эти два образованных, профессионально состоявшихся человека оказались настолько эгоистичными, столь очевидно аморальными и несознательными? Откуда такая жадность? Как и многие другие, они являются носителями определенной системы взглядов. При этом не важно, была ли она принята ими сознательно или нет. Главное, что они живут в соответствии с нею.
Эта подспудная, негласная система взглядов нашла отражение в той уверенности, которую Гринспен неустанно насаждал в Федеральной резервной системе: будто бы рынки — это некая высшая сила, новая «пятая власть». Такое отношение к жизни пронизывало всю финансовую систему и принималось, иногда даже с чрезмерным энтузиазмом, регулирующими органами и Конгрессом США при всех администрациях, а также значительной частью СМИ.
Сначала я пришел к выводу, что здесь налицо целая система представлений, которую можно определить как «примат рынка». Но благодаря фотографии Гринспена, сделанной в 1974 году, меня вдруг осенило: ведь у этой «философии наживы» есть автор.
