— Фергюсон? То есть, я хотела сказать Ротвел? — У Мадлен замерло сердце.
— Да-да, Ротвел! — воскликнула мадам, переходя на йоркширский говор, который она так тщательно маскировала французским акцентом. — Герцог был в восторге. Увидев тебя на сцене, он глаз не мог отвести. Только на тебя и смотрел.
— Боже мой! — прошептала Мадлен. — Я погибла!
— Погибла? Что за чушь! Это же превосходные новости. Мы заработаем много денег!
Мадлен пять лет была знакома с мадам Легран и безгранично ей доверяла. Тетя Августа относилась с предубеждением к театральным действам, но все же позволила устроить представление в Витворте, деревенской усадьбе Стонтонов в Ланкашире. Для участия в постановке Мадлен наняла мадам, когда та еще работала танцовщицей. Так было заведено: первые роли играли профессиональные актеры, а любители из числа домочадцев, давясь смехом и путая слова, мешали им на вторых.
Особенно мучительными были святки в этом году. Тетины друзья считали, что лицедейство — недостойное увеселение, а Себастьян и Алекс все делали лишь бы как, только бы от них поскорей отвязались и отпустили к бильярдному столу. Мадлен хотела играть на настоящей сцене, с настоящими актерами и для настоящих зрителей. Мадам Легран в конце концов накопила достаточно денег, чтобы открыть собственный театр. И только благодаря ей Мадлен осуществила свою безумную мечту.
— Мы не можем продолжать. Если меня узнают… — сдавленно проговорила Мадлен.
— Но твой талант! Ты не должна уходить! Еще никто не дебютировал с таким ошеломляющим успехом. К тому же я, которая столько раз видела тебя в обычной одежде, клянусь: никто не узнает тебя в костюме Гамлета.
В ушах Мадлен все еще стоял рев толпы, она чувствовала, как под его напором она приближается к опасной грани. Талант? Несомненно, у нее был талант, но нельзя забывать о репутации и обязанностях.
Две недели она украла у своей обыденной жизни. Но от реальности не убежишь.
— Я не могу остаться, — с горечью произнесла она.
Мадам сжала губы, В неловкую паузу ворвался смех зрителей, смотревших пантомиму. Вернуться домой, забраться под одеяло и вспоминать об этом прекрасном вечере — этого Мадлен хотела сейчас больше всего. Страх потерять все: доверие семьи, репутацию, привычную жизнь — делал ее слабой и беспомощной. От одной мысли, что Фергюсон узнает ее под гримом и париком, ей становилось дурно. И — о Боже! — она скорее умрет, чем признается кому-то, но вчера ночью, засыпая, шептала его имя. Его уж точно не обманет этот маскарад!
