Вернувшись после свидания с мисс Ремлингер домой, мама принялась хлопотать по хозяйству. Перестирала груду белья и развесила его на заднем дворе, — чтобы достать до веревки и закрепить белье прищепками, ей приходилось залезать на деревянный ящик. Вымыла ванну — Бернер вечно оставляла ее грязной, — подмела переднюю веранду, между досками которой набился буроватый песок. Помыла оставшуюся со вчерашнего дня в раковине посуду. Отец вышел на задний двор, посидел там в шезлонге, глядя в послеполуденное небо и делая упражнения для глаз, которым его обучили в ВВС. Потом вернулся в дом, вытащил из коридорного чулана карточный столик, разложил его в гостиной, принес коробку со складной картиной, высыпал ее кусочки на столик и устроился за ним. Ему нравились складные картинки, он верил, что для их сбора требуется особое устройство ума. Иногда, довольно редко, впрочем, он еще и раскрашивал картинки из тех, где каждый цвет помечен своим номером, некоторое время держал их на виду, а затем убирал в тот же чулан и никогда о них больше не вспоминал.
Рядом с собой он поставил еще один принесенный им из столовой стул — на случай, если кто-то надумает помочь ему собрать картинку, — и начал перебирать ее кусочки, вертеть их так и этак, разглядывать и складывать из очевидным образом подходивших один к другому маленькие живописные островки. Спросил Бернер, не желает ли она поучаствовать, вдруг это поднимет ей настроение. Она отказалась. По окончании работы у него должен был получиться Ниагарский водопад, изображенный Фредериком Э. Чёрчем. На картине Чёрча огромное полотнище зеленоватой воды перетекало через невысокие красноватые камни и спадало в бурлящую белой пеной пропасть. Мы с отцом складывали картину не один раз, и она, естественно, напоминала мне фотографию, на которой мама и ее родители сходят с суденышка, только что проплывшего под водопадом. Отцу эта картина нравилась ее драматичностью. На коробке было написано, что она относится к живописной «Школе реки Гудзон», и это представлялось мне бессмыслицей, поскольку на той же коробке значилось, что картина изображает Ниагару, а никакой не Гудзон. Меня всегда интересовало, не существует ли некоего приема, позволяющего сложить такую картинку в один присест, за час с небольшим. Каждый раз держать всю ее в уме и подбирать нужные кусочки — это казалось мне способом слишком трудоемким. К тому же я не понимал, почему человеку может захотеться проделывать это больше одного раза. То ли дело шахматы, остающиеся во всякой игре теми же самыми, но допускающие бесконечное число разных ходов.
