— Я не могу этого сделать, milaya, — ответил Иван, злясь на себя на то, что не может подобрать более подходящие слова, чтобы выразить свое сочувствие. — Никто не может.
Она всхлипнула, и его очерствевшее сердце болезненно сжалось. Ему очень хотелось к ней подойти, но он знал, что не должен этого делать. Поэтому он принял сидячее положение и стал ждать, когда она заговорит.
За окном яркие краски дня начали медленно тускнеть. Поднялся ветер, и пальмы слегка закачались.
Наконец Миранда подняла голову. Ее щеки блестели от слез, в красивых глазах вместо привычного вызова были страх и боль. Уж лучше бы они сверкали от гнева или расширились от страсти. Что угодно, только не это.
— Это все, что у меня есть, — сказала она, легонько похлопав себя ладонью по голове. — Все. Я не могу… Я не…
— Можешь.
Миранда встретилась с ним взглядом и тяжело сглотнула:
— Ты не понимаешь.
— Тогда скажи мне, что тебе мешает.
— Думаешь, я полная идиотка? Ты последний человек, которому я могла бы…
— Меня называют величайшим борцом современности, — перебил он ее. — Я по-прежнему каждый день тренируюсь со своим братом, который во время службы в спецназе делал такие ужасные вещи, что многие боялись произносить вслух его имя. Я могу побороть его с закрытыми глазами. — Выдержав паузу, он добавил таким же спокойным тоном: — Я применяю силу только по отношению к крепким мужчинам, так что тебе с моей стороны ничто не угрожает.
Отвернувшись, она уставилась сквозь стеклянную стену на мерцающую синюю гладь Тихого океана. Иван подумал, что потерял ее, и одна лишь эта мысль чуть не свела его с ума. Он отказывался мириться с тем, что не может до нее достучаться и помочь ей. Что то, что сделало с ней это, может взять верх и над ним.
Он не позволил себе искать причину того, что вызвало у него такую реакцию, — испугался, что ответ может ему не понравиться. Его мучали угрызения совести из-за того, что он собирался с ней сделать.
Ему понадобилось призвать на помощь все свое недюжинное терпение, натренированное за годы спортивной карьеры, чтобы спокойно сидеть и ждать ее дальнейших действий.
Прошла, наверное, целая вечность, прежде чем Миранда откинула с лица волосы и заговорила, уставившись на океан, словно Ивана не было в комнате.
— Он бил всех нас, — тихо произнесла она. — Мою мать. Моего брата. Меня. Мы жили в постоянном ужасе. Боялись что-то сказать или сделать не так и вызвать его гнев. Только покинув родительский дом, я осознала, что ему вообще было невозможно угодить. Что он получал удовольствие от того, что делал, и искал малейший повод для того, чтобы помахать кулаками.
