Но Сунь Буэр, будто не слыша его, скинула последние одежды и одним движением опустилась в кипящую воду, как если бы та была просто теплой.
— Как же так, брат? — сказала она, поудобней устраиваясь в ванной. — Ты столько лет практикуешь и до сих пор не достиг уровня мастерства, при котором тело невосприимчиво ни к холоду, ни к жару. Скажи мне, как так получилось?
— Не знаю, — отвечал подавленный Ма Даньян. — Мы же получили одни и те же наставления от одного и того же Учителя. А твои достижения настолько превосходят мои…
Сунь Буэр вышла из ванны, не спеша вытерлась, надела чистые одежды и затем проговорила:
— Все эти двенадцать лет я терпела лишения. В каких только условиях мне не приходилось практиковать! При этом я была вынуждена просить милостыню, чтобы не умереть с голоду, и довольствоваться хоть какой-нибудь крышей над головой. Комфортная жизнь не отвлекала и не отупляла мое сознание, а мое тело привыкло обходиться малым. Ты же, напротив, все это время жил в комфорте, у тебя роскошный дом, слуги исполняли любые твои прихоти, ты ни в чем не знал нужды. В результате твои чувства, твой ум и твое тело обленились и ты не практиковал так же усердно, как я.
— Ты права, — сказал Ма Даньян со вздохом. — Я уйду отсюда и буду странствовать. Буду искать Дао в скитаниях.
Поздно ночью он покинул свою усадьбу, переодевшись в даосские одежды. На следующее утро Сунь Буэр собрала слуг и приказала им распродать все имущество, а деньги раздать нуждающимся. Она знала, что Ма Даньян уже никогда не вернется в этот дом и на эти земли.
Ма Даньян покинул местность Нинхай и пошел на запад, в сторону Шэньси: прежде чем отправиться в странствия, он хотел посетить могилу Учителя. Через некоторое время он достиг гор Чжуннань и, уже приближаясь к могиле Ван Чунъяна, заметил, что перед ней стоит на коленях какой-то человек. Подойдя ближе, он узнал своего брата по Дао Цю Чанчуня. Радостно подбежав к нему, Ма Даньян заключил его в объятия, приговаривая:
— О, брат! Как ты? Что ты?
— Вот живу здесь, с тех пор как Учитель нас оставил, за могилкой ухаживаю, — отвечал Цю Чанчунь. — Но наставлений его я не забываю, стараюсь и сердце укрощать, и изначальную природу культивировать.
— Нет, брат, тут ты неправ. Наш Учитель обрел бессмертие и взошел на Небо, и если ты до сих пор придаешь столько важности его останкам, значит, он зря тратил свое время, обучая тебя. Пойми, его «смерть» была лишь способом избавиться от бренной оболочки, чтобы его дух мог свободно вознестись в Высший Мир. Разве ты забыл его слова:
