«Это же ерунда! Это царапина! — убеждал я самого себя, поспешно доставая нож и разрезая материал куртки. — В первый миг мне показалось, что я прав — ранка оказалась небольшая и почти не кровоточила. Чтобы ее залепить, хватило бы бактерицидного лейкопластыря. Судя по всему, в спину Аллы угодила то ли небольшая частичка вертолетной обшивки, то ли кусок пулевой оболочки. Это ведь ерунда, всего лишь маленький кусочек, Алла просто испугалась, сейчас она придет в себя и все будет хорошо».
Но ее лицо становилось все бледнее. Я несказанно обрадовался, когда она открыла глаза.
— Коленька, любимый мой… я же говорила, нам никогда не быть больше вместе. Я знала, что сегодня умру, — сказала Алла и вновь закрыла глаза, и почти неслышно попросила: — Обними меня.
Тихий всхлип, и из ее рта потекла тоненькая струйка крови.
«Алла! Не надо, не надо, любимая, нет, нет, нет!» — молча рыдал я и, не в силах произнести ни слова, лишь прижимал к себе холодеющее тело девушки. А вертолет все летел и летел, оставляя позади благословенную и горькую афганскую землю.
— Да будьте вы все прокляты! — сорвалось с моих уст непонятно кому адресованное проклятие.
Границу мы пересекли восточнее Термеза. Следуя указаниям Исмаила, вертолетчики посадили винтокрылую машину и заглушили двигатели. Одного за другим мы вынесли мертвые тела и положили их в один ряд на еще по-весеннему зеленую траву.
— Их следует похоронить здесь, — похоже, Исмаил всерьез опасался, что мне придет в голову идея везти погибших на Родину.
— Да, следует, — невозможно не согласиться с очевидностью. Сев подле Аллы, я закрыл глаза и некоторое время сидел, молча, наедине со своей болью. Когда мои веки снова открылись, я понял, что душа моя выгорела и теперь хлопьями пепла разлетается по всему свету, там же, где она была, раскрылась черная бездна. Удары лопаты о землю привели меня в чувство. Мир, только что уничтоженный моим воображением, не рухнул, не рассеялся на мелкие песчинки, он по-прежнему существовал, шумел миллионами звуков, переливался красками. Жизнь продолжалась. Исмаил, сняв разгрузку, копал могилу. Он обернулся на мои шаги и на мгновение перестал работать.
— Одну на всех, — с виноватым видом он показал на очертания будущей могилы и замахнулся для нового удара.
— Исмаил, я сам, — без лишних споров лопата перекочевала в мои руки. Почва еще не успела до конца иссушиться, сохранив в себе крупицы весенней влаги. Но копалось все равно с трудом. Спрессованная глина, многочисленные камни заставляли порой откладывать в сторону лопату и браться за имевшийся в наличии лом. Ладони сбились в кровь, спина не разгибалась, и без того измученные мышцы болели и отказывались повиноваться. Выбросив последний раз землю, я захотел отправить следом за ней и лопату, и вдруг понял, что не могу этого сделать, пальцы рук не разгибались. Я… нет, не сел — буквально упал на дно выкопанной ямы и какое-то время сидел, не находя в себе сил пошевелиться… Вечерело.
