Не дождавшись приезда матери и сестры, Миклухо-Маклай решил выехать им навстречу в Москву. Саратов и Самара тогда не были еще соединены с Москвой железной дорогой. Поэтому он отправился на пароходе вверх по Волге, рассчитывая, очевидно, пересесть на поезд в Нижнем Новгороде. О дальнейшем мы узнаем из его письма Дорну, написанного в июле 1869 года: «Возле Самары на корабле у меня начались такие сильные приступы лихорадки, с такой температурой, бредом, обмороками, что капитан испугался, где-то остановился. <…> Наконец меня спасли льдом, горчичниками, кровососными банками и т. д., но ужасная слабость осталась, еле мог шевелиться. В настоящее время еще лежу, правда, уже 5-й день в Москве. Добрые пассажиры привезли меня сюда, я не очень представляю, как это происходило. <…> Вчера, после месяца поисков моей матери, я получил телеграмму, что завтра <она> приедет из Петербурга <…> мне предстоит опять поездка (с моей матерью), устал и должен действительно отдохнуть пару недель!! Мерзко… мерзко! Я опять еду в Самару»[207].
На сей раз, похоже, Николай поселился с Екатериной Семеновной под Саратовом в имении ее родных. Во всяком случае, в бумагах ученого сохранился сделанный им рисунок деревеньки с пометой: «Саратовская губ. Авг. 1869»[208]. Заботливый уход и радость от встречи с близкими ему людьми помогли Николаю восстановить душевное равновесие и в какой-то мере окрепнуть физически. Впрочем, дело было не только в уходе. Рискну предположить, что в Москве или Саратове больного осмотрел квалифицированный врач, который, распознав малярию или, как ее тогда называли, перемежающуюся лихорадку, прописал прием хинина. Это лекарство не избавило нашего героя от малярии, но предотвращало или смягчало «пароксизмы» болезни. Сам Миклухо-Маклай впервые упомянул о хинине в письме, датированном октябрем 1870 года: «При помощи большого количества хинина и небольшой дозы терпения я надеюсь отделаться от лихорадки, но еще не достиг этого»[209]. Из письма видно, что прием хинина стал к тому времени для ученого обычным делом.
Дебют в русском научном сообществе
Около месяца Николай прожил с матерью и сестрой под Саратовом, где по мере сил совмещал отдых и лечение с подготовкой труда по сравнительной анатомии мозга рыб. В конце августа он покинул Поволжье: в Москве должен был состояться Второй съезд русских естествоиспытателей, и молодой ученый, разумеется, не желал пропустить столь важное событие.
