. Зажиточный французский негоциант пригласил поселиться в своем доме несколько странного молодого европейца в арабском одеянии, который готов был рисковать жизнью и здоровьем ради изучения каких-то морских тварей. Обретя, как он сообщил сестре, комфортабельное пристанище и получив денежный перевод от Дорна, Миклухо-Маклай смог приступить к своим исследованиям.
По утрам он нанимал парусную плоскодонку с лодочником и двумя ныряльщиками, обычно занимавшимися сбором жемчужных раковин, и отправлялся на коралловые рифы, которые тянулись параллельно берегу примерно в двух-трех километрах от гавани. «Великолепная вещь — коралловый риф, и лов здесь в высшей степени удобен», — сообщал он Дорну[186]. Поочередно ныряя, «живые машины» быстро доставляли в плоскодонку большие куски кораллов, облепленные губками и другими простейшими организмами, так что ученый едва успевал осмотреть добычу и поместить нужные ему образцы в стеклянные сосуды с морской водой. Вечерами в комнате, предоставленной негоциантом, Миклухо-Маклай консервировал и препарировал собранный материал, делал краткие записи. Исследователь работал с полной самоотдачей, ценой напряжения всех сил организма, несмотря на изнуряющий зной и регулярно повторявшиеся приступы малярии.
Из Джидды Миклухо-Маклай отправился на две другие намеченные им «станции» — Массауа и Суакин, посетив по пути несколько островов. Условия для работы здесь оказались еще более трудными, чем в Джидде. В Суакине ученый пользовался гостеприимством губернатора, «очень любезного египетского бея»[187], но чаще ему приходилось ночевать в убогих хижинах или под открытым небом. «Я принужден был проводить ночи под открытым небом с арабами, — писал он Дорну, — и очень часто страдал от голода, да еще лихорадка (малярия. — Д. Т.) и очень сильный конъюнктивит, температура ночью около 35°С (Суакин), насекомые, невозможно отдохнуть»[188]. Но именно в Суакине и Массауа Миклухо-Маклаю удалось за несколько дней обнаружить с помощью ныряльщиков несколько интересных разновидностей морских губок.
В конце апреля ученый вернулся в Джидду — истощенный, больной, без копейки денег. Все тот же сердобольный французский негоциант «одолжил» Николаю 200 франков, чтобы он мог добраться до Суэца, куда наш герой прибыл на пароходе, переполненном паломниками, возвращавшимися из Мекки. Здесь, вблизи от Суэца, Миклухо-Маклаю пришлось выдержать пятидневный карантин, во время которого он писал письма родным, друзьям и Геккелю и подводил первые итоги своей «научной экскурсии» на Красное море. «Мое путешествие в научном отношении удалось, — сообщал Николай сестре, — но я никак не ожидал всех трудностей и неудобств, которые пришлось встретить как необходимые аксессуары интересных исследований»
