- С Глашкой? - перебил Извольский. - И о чем они говорили?
- Об амур, любовь. Степка обещал просить вашу светлость выдать ее за него.
- Жениться вздумал? - взъярился князь. - Да как он смеет, наглец? У меня на Глашку другие виды! Да и на него тоже! Пусть только посмеет явиться ко мне с этим! Выпорю и в бурлаки сошлю! Разве его дело указывать мне, на ком ему жениться? Совсем распустились, канальи!
- Бьен!* - с угодливым смешком одобрил цирюльник.
- А ты чему рад, куафер?* - осадил его Извольский. - Гляди у меня, не выучишься по-французски, окажешься в путине вместе с теми, на кого фискалишь!
_______________
* Б ь е н (франц.) - хорошо.
* К у а ф е р (франц.) - парикмахер.
- Никто, кроме вашей светлости, - дрожащим от страха голосом стал оправдываться Иона, - не удостаивал меня парле франсе...
- Молчать, скотина! - заорал вдруг князь. Он звонко ударил парикмахера по щеке и самодовольно засмеялся: - Запомни: снисхожу до беседы с тобой, а не удостаиваю! Ты ведь не граф какой, а лакей! Ладно, брей знай!
Вполне удовлетворенный унижением доносчика, Фалалей дернул наконец за сонетку.
- Кого еще черт несет? - крикнул князь.
- Живописца Волгина доставил по приказу вашей светлости.
- Введи!
Фалалей мягким, каким-то кошачьим движением, приобретенным за долгую службу, отворил дверь и подтолкнул меня вперед. Я вошел и остановился у самой двери. Князь сидел к нам спиной в кресле с высокой спинкой перед большим зеркалом в овальной рамке, а сконфуженный парикмахер стоял рядом и взбивал кисточкой густую пену в медном тазике.
- Желаю здравствовать вашей светлости, - поздоровался я, как учили, и поклонился в пояс.
Князь не ответил на приветствие, даже не повернул головы, однако наши глаза встретились в зеркале.
- Подойди ближе!
Я повиновался.
- Догадываешься, зачем звал?
- Судя по наряду, - начал я, - полагаю...
- Не дорос еще, - грубо оборвал Извольский, - чтобы рассуждать! На ярмарку меня сопровождать будешь! Но вначале ответь, почему поклонился мне только в пояс, а не до земли? Мнил, что я спиной сижу и не увижу?
Я молча поклонился еще раз, коснувшись рукой пола.
- То-то! - расправил князь складки над ястребиным носом. - У себя дома я никаких французских вольностей не потерплю, крамолой у меня чтобы и не пахло!
Рука цирюльника дрогнула, и сквозь пену на мясистой щеке Извольского проступила кровь.
- Ах ты бестия! - задохнулся он от ярости, вскочил с кресла и с поднятыми кулаками кинулся на Иону.
