Нам кажется, что интуитивно Владимир Путин видит выход из этого тупика в деофшоризации. Экономический эффект от этого процесса обычно связывают с дополнительными налоговыми поступлениями. Однако представляется, что здесь больший эффект будет достигнут в процессе прямого возврата капиталов на родину и, соответственно, прямого пополнения ликвидности пригодными для инвестиций деньгами. Напомним, что подъем 2003 года сопровождался для России эффектным переходом от отрицательного сальдо по капиталу к положительному. Тогда тоже речь шла о возврате капиталов на родину, и этот возврат стал стимулом или симптомом ускорения инвестиционного процесса. В случае деофшоризации мы можем получить такой же по сути и даже больший по масштабу эффект.
По оценкам, из страны только в результате сомнительных операций утекает 30–40 млрд долларов в год. Если предположить, что утечка прекратится и к этим объемам прибавится возвращение пятилетних «траншей», то в сумме получится около 200 млрд долларов. Размеры ежегодных инвестиций в России составляют примерно 20% от ВВП в 2 трлн долларов. Таким образом, мы можем рассчитывать на приток половины суммы ежегодных инвестиций — импульс, невероятный по масштабу! Здесь важен и политэкономический эффект. Эмиссионные деньги для тех, кто получил к ним доступ, легкие, незаработанные. Они могут полежать на офшорных счетах с низкой доходностью, они могут быть инвестированы в недвижимость вообще с падающей доходностью. Деньги, формируемые из текущего операционного потока компаний, имеют другое качество: их скорее будут пытаться инвестировать в основной капитал с качественной доходностью.
Этот ход, если он произойдет, может принципиально изменить картину нашего денежного рынка, обеспечив столь желаемое снижение стоимости денег без особого насилия над кредитно-денежной системой.
Риски и утопии
Из этих четырех проектов три рыночных — транспортная инфраструктура, жилье плюс ЖКХ и деофшоризация, — как и любые проекты с масштабным потенциалом инвестиций, имеют склонность к тому, чтобы в ходе их реализации сформировался новый, весьма ограниченный пул бенефициаров, чьи размеры будут в конечном итоге не меньше размеров сырьевых компаний. А может быть, это будет и не новый пул: уже сейчас виден интерес к подобным проектам у имеющегося «крупняка». Он тем более усилится, если именно этот «крупняк» вернет свои деньги на родину. Можно представить себе, в какой круг банков пойдут эти средства, и система окажется почти столь же сконцентрированной, как и при сырьевой экономике. Ничего ужасного в этом нет. Вполне возможно, что трем-четырем новым игрокам удастся влиться в процесс, чуть-чуть размыв сложившийся элитный пул. Однако есть риск, что у этого пула не хватит управленческих ресурсов на всю страну. Ведь не хватило же их для того, чтобы предложить более мягкую схему прохождения нынешнего кризиса.
