Мы с Викой открыли банки, легли на живот и начали закрашивать надпись про Онегина.
— Надо же такое сказать про Онегина! — возмущалась Викашара. Она замазывала густым слоем. Таким густым, что краска быстро закончилась. Вика достала из рюкзака еще одну банку и ушла закрашивать Сталина. Это было гораздо проще, кстати, потому что не приходилось перегибаться: написано было прямо по верху.
Так мы красили, Вика напевала про «листья желтые над городом кружатся», а я молчала. Попробуй-ка попеть, когда висишь на трубе и водишь кистью по ее железному боку. И вот Онегин был закрашен полностью. И тире закрашено, и «козел» — тоже. Белой краской. Когда я увидела, что все готово, мне показалось, что солнце улыбнулось с неба. Я подняла голову, чтобы проверить, и у меня потемнело в глазах. Это от запаха краски и оттого, что я провисела вниз головой не пойми сколько времени. И тут я услышала, как Вика кричит:
— Эй! Люська! у тебя осталась еще краска?
— На донышке! — тоже крикнула я.
— Дай мне! На мягкий знак не хватает!
— До тебя не дойти! Ты закрасила всю трубу!
Это правда. Вика начала красить не с той стороны. И теперь, чтобы дойти до нее, нужно было ступать прямо на бывшую надпись. А потом так же, по краске, вернуться к мостику.
Вика помолчала, подумала. А потом закричала снова:
— Все равно иди!
Вот еще! Раскомандовалась.
Я стояла на мостике. Что делать? Идти по краске? А потом обратно вдвоем?
— Давай без мягкого знака! — крикнула я ей. И добавила, уже тише: — Я босиком, упаду.
Вика снова задумалась.
— Может, по земле? — спросила она тоже негромко. Я обулась, положила в рюкзак пустую банку от краски, закинула его на спину, в руку взяла кисточку и другую банку — для мягкого знака, начала спускаться с трубы.
— Ты куда? Эй! — Похоже, Викашара подумала, что я ухожу. Мне пришлось ответить:
— Сейчас.
На дне оврага, прямо под трубами, стояла вода. Пахло от нее как от хорошего болота. Когда я доползла до Вики, ноги были мокрыми по колено. Молча протянула краску. Все равно ее не хватило. Последняя буква так и осталась незакрашенной.
Как мы потом выбирались из этого оврага, вспоминать не хочется. Все берега так густо заросли американскими кленами, что между ними было трудно пробираться. Особенно с грузом за спиной. Удивляюсь все же, как это одежда на Вике осталась целой. Ну, почти целой. Джинсы все-таки порвались, от колена вниз. Быстро темнело, и мы бы ползли еще дней пять, если бы не услышали чьи-то голоса. Мне кажется, у меня в животе все стало каменным. И желудок, и все кишки. Самое страшное, что голоса приближались к нам.
