Когда Петр вошел в токарню, то застал там Нартова, который уже успел преобразиться. Предусмотрительный и бережливый, ничего не скажешь. Кафтан и парик повисли на вешалке при входе и обернуты в небеленое полотно, сохраняя от пыли. А Петр‑то все гадал, для чего это потребно. Оказалось все просто и скорее всего так было заведено еще при деде. Прислуга лишь поддерживала здесь все в чистоте, ничего не добавляя и не убавляя. На самом токаре легкая суконная куртка, полотняный фартук, такой что почти всю одежду прикрывает, да нарукавники с тесемками, которыми те к рукам прикрепляются.
Поджидая своего ученика, Нартов не бездельничал, а возился с махинами, приводя тех в надлежащий вид. Смазывал механизмы, прокручивал их, проверяя в каком они состоянии, и если требовалось регулировал, что‑то подкручивая ключами. На какой именно махине остановит свой выбор Андрей Константинович не знал, а потому начал прямо с краю, с той самой махины, на которой Петр работав в вечер их знакомства. С ней он уже закончил, и возился вокруг второй.
— Я вижу, ты Андрей Константинович, без дела сидеть никак не привык, — с искренней и непосредственной улыбкой подростка, произнес Петр.
— Безделье мой враг, ваше величество. Я без работы киснуть сразу начинаю. Спасибо Александру Даниловичу, отослав меня от двора, не оставил без дела и пристроил на монетный двор. Будь иначе, прямо не знаю, как бы жил все это время.
— Ну, без дела всяко разно не остался бы.
— Да. Занимаясь токарным делом, я возможно имел бы куда больший достаток и не бедствовал бы. Да только такое дело мне быстро наскучило бы. Работать, только ради того, чтобы иметь возможность прокормить семью, мне не интересно. Иное дело создавать новые махины и сознавать, что труды твои на пользу отечеству потребны.
— Да, умел дед подбирать себе сподвижников, под стать себе, — вздохнул Петр.
— Так какие ваши годы, ваше величество, будут еще и соратники, и сподвижники. Все приходит со временем и зависит от того, чем ты жаждешь заниматься. Если решит человек предаваться праздности и пороку, потянутся к нему бездельники и дармоеды, возжелает трудиться на пользу отечеству, начнут вокруг собираться те кто готов жизнь свою положить в трудах. После смерти его величества все по перессорились в дым, и всяк на себя одеяло потянул, но при нем, как бы не ругались, в одном тягле были.
— А ты дерзок, Андрей Константинович. Но мне нравится, что не страшишься говорить прямо в лицо. Кстати, а как ты к деду моему обращался?
