— Что хорошего скажете? — спросили их ожидающие.
— Сказали, чтобы мы были спокойными и терпеливыми, — ответил войт. — Все хорошо.
— Нас приняли с надлежащим почетом, — бодро добавил писарь.
— Город может надеяться на рассудительность воеводы и каштеляна, — заверил войт.
— А войны не будет?
— Если и будет (этого нельзя предвидеть), то нам пообещали не причинять большого вреда городу.
— Ну, конечно! — ядовито заметил, покачав головой, один из горожан. — Ограбят и попросят прощения, сожгут и будут проливать слезы.
Уже темнело, но еще не было сигнала тушить огни; еще были переполнены корчмы, харчевни и шинки, и даже не очень смелые горожане с фонарями в руках, вооруженные палками с шипами, еще отваживались ходить по улицам. В костелах звонили к молитве Божьего Ангела, самые набожные в это время становились на колени даже посреди улицы. Звон колоколов смешивался со скрипом телег и карет, голосами прохожих. В окне дворца Ходкевичей на Замковой улице сидела княжна София и смотрела на улицу невидящими глазами. Казалось, она хотела развеять грусть видом уличной суеты, но мысли ее были далеко.
Княжна явно кого-то ждала. А улица тем временем пустела; кроме нескольких завсегдатаев шинка Мальхера под вывеской с Бахусом — одни из них спешили туда, другие выходили — никого не было видно. Ворота дворца Ходкевичей еще были широко открыты, возле них стоял только старый служка, он тоже молился ангелам за души умерших — к этому призывал живых голос колоколов. Вдруг рядом с домом кто-то зашлепал по грязи, а вскоре показалась старая нищенка в изодранных лохмотьях, она замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась под окном княжны. Взглянула на него, как будто заметила нечто необычное.
— Подайте, Христа ради, шелег убогой, — попросила она. — А Бог вас утешит.
Она молитвенно сложила руки, протянув их вверх, сама же поглядывала на служку, а тот, занятый молитвой, совершенно не обращал на нее внимания. Она повторила:
— Подайте, Христа ради, шелег убогой. А Бог вас утешит.
В окне открылась форточка, из нее вылетела и упала на улицу монета, завернутая в бумажку. Нищенка жадно схватила ее, подняла глаза вверх и начала благодарить:
— Бог вам заплатит за вашу доброту, ясновельможная панна. Бог заплатит!
Княжна тут же закрыла форточку, а нищенка еще раз оглянулась и заспешила назад по Замковой улице, да так резво, будто она и не была согбенной старухой. Как только она отошла подальше от дворца, развернула бумажку и вслух произнесла:
