Затем взгляд его переместился выше, туда, где почти над самой вершиной вулкана плыли пять аккуратных облачков, нарядных, как снежно-парусные галеоны.
Скаллик, проследив за его взглядом, выпалил:
– Готов поклясться, что уже видел эти самые облака. Пшаури выпустил из легких воздух и отсутствующим голосом, словно сквозь сон, спросил:
– Ты что же думаешь, у облаков, как у людей и кораблей, есть души?
– А почему бы и нет? – ответил Скаллик. – Думаю, что души есть у всего, кроме блох. Однако как бы там ни было, а эти облака к перемене погоды.
Но Пшаури уже смотрел на южную оконечность острова, где под прикрытием хрустальных утесов сгрудились желтые и красные крыши Соленой Гавани; за ними был виден горб виселичного холма, а еще дальше – игла Эльвенхольма. Выражение его лица почти не менялось, и все же внимательный наблюдатель заметил бы, что помимо отрешенного спокойствия в нем появилась торжественность человека, который, возможно, в последний раз видит этот берег.
Не прерывая размеренного ритма дыхания, он наклонился, пошарил в узелке с одеждой, нашел поясную сумку из кротовых шкурок и вытащил оттуда свернутый в несколько раз лист бумаги с обтрепанными краями. Зеленая восковая печать была давно сломана, чернила выцвели до бледно-фиолетового цвета. Развернув и пробежав документ глазами, Пшаури снова свернул его и ровным голосом произнес:
– Если со мной что-нибудь случится, я хочу, чтобы капитан Мышелов увидел это. – Прежде чем вернуть бумагу на место, он щелкнул пальцем по сломанной печати. Скаллик нахмурился, но промолчал и только кивнул. С натугой оторвав один из булыжников ото дна лодки, Пшаури прижал его к животу и поднялся на ноги. Скаллик тоже встал, по-прежнему ничего не говоря.
– Не меняя удовлетворенного выражения лица, лейтенант Пшаури перешагнул через борт лодки так же спокойно, как будто вышел в другую комнату.
Однако еще раньше, чем он покинул владения ветров и почти без всплеска погрузился в царство холодных течений, Скаллик опомнился и крикнул ему вдогонку:
– Захлебнуться тебе и подавиться!
Погрузившись в воду, Пшаури почувствовал, что камень заметно полегчал – теперь его можно было удержать одной рукой. Он открыл глаза и, обхватив левой рукой якорную веревку, нацелился прямо на скалы под собой.
Пшаури посмотрел вниз. Дно было еще далеко. Затем, по мере того как кольцо воды сжималось вокруг него все плотнее, он увидел, что скалы на самом дне стоят вкруговую, вытянувшись вверх, точно лепестки гигантского каменного цветка, сердцевина которого устлана чистейшим белым песком.
