Думаю, мы должны главным образом писать статьи. К чему это приведет? Человек, верящий в астрологию, узнает немного об астрономии. Человек, верящий в чудесное исцеление, немного узнает о медицине, о биологии благодаря аргументации, появившейся там и здесь. Иначе говоря, обращение к науке станет для него необходимостью. Я где-то прочитал высказывание, что наука истинна до тех пор, пока не затрагивает религию, и это ключ к пониманию проблемы. Пока она не затрагивает религию — тогда к науке не следует прислушиваться, и никто не должен ничего изучать. То есть ее можно исключить из современного общества, за исключением, возможно, ее приложений, и, следовательно, изолировать. Поэтому мы так жестко боремся за попытки объяснить суть вещей людям, у которых нет особых причин знать об этом. Но если они хотят защищать свою точку зрения, они должны видеть слабые стороны вашей точки зрения. Поэтому я полагаю — может быть, не совсем корректно, а возможно, и неправильно — мы чересчур вежливы. В прошлом веке шли споры по этим вопросам. Церковь понимала, что взгляды Галилея идут с ней вразрез. Церковь сегодня не чувствует, что научные взгляды ей противоречат. Никто об этом не беспокоится. Никто не критикует. Думаю, никто сейчас не пишет статей, вскрывающих несоответствия теологического и научного взглядов, к которым прислушивались бы различные люди.
Теперь о другом вопросе, последнем из тех, что я хотел бы затронуть, — я считаю его наиболее важным и наиболее серьезным. Я имею в виду вопрос неопределенности и сомнений в науке. Ученый никогда не бывает уверен. Мы все это знаем. Мы знаем, что все наши утверждения приблизительны с различной степенью определенности; что, когда сделано утверждение, вопрос не в том, правильно оно или ложно, а скорее в том, с какой вероятностью оно должно быть правильным или ложным. «Существует ли Бог?» «Когда вводить вопросительную форму, насколько она вероятна?» Это приводит к пугающей трансформации религиозной точки зрения, поэтому-то религиозная точка зрения ненаучна. Мы должны обсудить каждый вопрос в рамках позволенных нам неопределенностей. По мере увеличения доказательств растет вероятность того, что, возможно, идея правильна или наоборот. Но никогда нет абсолютной определенности, каким путем идти. Теперь мы поняли, что сомнения играют первостепенную роль в движении вперед. Если у нас абсолютно не осталось сомнений — значит, мы не продвинулись вперед и ничему не научились. Не сформулировав вопроса, мы ничему не научились. А вопрос предполагает сомнения. Человек ищет достоверный факт. Но достоверности не существует. Люди приходят в ужас: как можно
