Другой пример — это эксперименты по экстрасенсорному восприятию мистера Райна и других парапсихологов. Многие подвергают их критике — да они и сами критикуют свои собственные эксперименты, — они совершенствуют методики, а влияние опытных данных становится все меньше и меньше и наконец совсем исчезает. Все парапсихологи ищут какой-либо эксперимент, который можно повторить — который можно воспроизвести снова и снова и получить те же результаты, даже набрать статистику. У них бегают миллионы крыс — нет, извините, это люди — они делают массу вещей и получают некоторый статистический эффект. А в следующий раз они не получают ничего. Всегда найдется человек из их рядов, который скажет, что ожидание воспроизводимого опыта является неуместным требованием. И это наука?
Райн заявляет о новой организации и что он уходит с поста директора Института парапсихологии. Поучая своих учеников, что и как им делать, он утверждает, что в опытах по парапсихологии следует использовать только специально обученных студентов, способных получать парапсихологические результаты в приемлемых пределах — а на остальных, которые имеют лишь случайные результаты, нечего и время зря тратить. Такая политика обучения исключительно опасна — обучать студентов, как получать желаемые результаты, а не проводить эксперименты с научной честностью.
У меня больше нет времени — мне просто хочется пожелать вам удачи везде, где вы будете соблюдать принцип научной честности и где никакие обстоятельства не заставят ее потерять — ни давление со стороны руководства вашей организации, ни получение финансовой поддержки. Желаю вам свободы. И наконец мой последний совет: никогда ничего не говорите, не зная точно, что вы хотите сказать и как это правильно сформулировать.
11. Это просто — как раз, два, три
Очень смешная история, рассказывающая о ранних студенческих экспериментах Фейнмана — с собой, своей пишущей машинкой и своими приятелями-студентами — для выяснения загадки счета и времени.
Когда я был ребенком и рос в Фар-Рокавей, у меня был друг Берни Уокер. У каждого из нас дома были «лаборатории», и мы в них проделывали различные «эксперименты». Однажды мы что-то обсуждали — в то время нам было лет одиннадцать-двенадцать, — и я сказал:
— Мысли ничего не означают, кроме внутреннего разговора самого с собой.
— Ну да? — сказал Берни. — Представляешь дурацкую форму коленчатого вала в машине?
— Да, а что?
— А то. Как ты его опишешь, если разговариваешь сам с собой?
