Утром, однако, меня разбудил невнятный гул. Чем больше я прислушивался к звукам, доходившим из внешнего мира, тем меньше они мне нравились. Я торопливо натянул брюки и выбежал во двор, в жемчужно-солнечное раннее утро. Избушка, в которой я снимал комнату, находилась у подножия холма, чуть повыше — хозяйская изба, а на самой вершине теперь стоял мой хозяин, — он загляделся на небо и с сияющим, праздничным выражением лица вслушивался в грозные, далекие звуки.
Лишь на мгновение он скользнул по мне взглядом, а потом снова устремил глаза к небу, где вскоре, — предшествуемое рокотом моторов, — появилось звено самолетов.
Они неслись в направлении к Z.; деревушка их не интересовала. Хозяин мой был босой, в рубашке и вельветовых брюках с подвернутыми штанинами.
Я встал рядом с ним и увидел вдали зарево: город Z. пылал.
Из ближайших лесов слышалось «ура-а-а» красноармейцев, с шоссе доносилось громыхание танков, движущихся на запад.
С утра шла война! На рассвете первые гитлеровские бомбы обрушились на Z.; деревушка находилась на полпути между границей и Z.
Мой хозяин — один из самых зажиточных мужиков в деревне, мужчина лет тридцати, светловолосый, квадратный, довольно крепкий — наконец перестал смотреть на небо.
Теперь он смотрел на меня.
— Затаится и прыгнет, как кошка… — Так он сказал про Гитлера.
Он смотрел на меня совсем по-иному, чем до сих пор, иначе смотрел, чем в тот день, когда я снимал у него комнату, иначе, чем по утрам, когда я приходил за кипятком. Он смотрел на меня, как украинский националист на поляка, с ножом в глазах; он дрожал в ожидании ночи длинных ножей, которую ему сулил приход Гитлера.
— Как кошка! — повторял он, сверкая глазами. Слова уже не скрывали нутра этого человека: перемирие закончилось, кости были брошены. В схватку вступили два мира, он принадлежал к одному из них, я — к другому.
— Там! Вон там живут ваши знакомые. — Он указывал мне на место, где стоял домик моих знакомых, которые направили меня к нему; он все еще не мог прийти в себя от возбуждения.
Я спустился с холмика; план мой был прост: оставить чемоданчик и как можно скорее вернуться в город.
Из комнаты хозяина донесся до меня далекий голос, вырвавшийся из детекторного приемника, и я услышал слова: Победа будет за нами! Когда я с чемоданом снова очутился у подножия холма, война на небе и на земле приобрела более отчетливые формы. Как и пристало переводчику Рильке, я никак не мог сладить с чемоданом, тянул его, как теленка, взваливая на плечо, обнимал обеими руками, хватал за ручку, пока наконец мы, то есть чемодан и переводчик стихотворения «Herr: es ist Zeit», не очутились перед хатой моих знакомых, укрывшейся на крутом лесистом склоне. Там собралась группа старых женщин, и они совещались о том — пойти ли уже сейчас в пещеру, которая на протяжении веков в годину войны служила убежищем для жителей деревушки, или подождать, пока фронт подвинется ближе. Получив разрешение хозяйки, я ногой запихнул под кровать чемодан вместе с чудесным переводом Рильке, после чего двинулся в путь по шоссе.
