— Мадж, назад! — предостерег я.
Меднокожая красавица с шартрезовыми волосами пошевелилась. Взвыла сирена, из укрытий высыпали солдаты и схватили тело, в которое только что вселилась Мадж.
Хранилище было ловушкой для амфибий!
Телу, перед которым Мадж не смогла устоять, заранее связали лодыжки, лишив возможности сделать несколько шагов, необходимых, чтобы выйти из него. Торжествующие солдаты потащили Мадж прочь, словно настоящего военнопленного. Пришлось взять единственное доступное тело — франта-фельдмаршала, чтобы хоть как-то помочь ей. Безнадежно — фельдмаршал тоже был приманкой со связанными ногами. Солдаты потащили меня вслед за Мадж.
Самоуверенный молодой майор, командовавший солдатами, от радости едва не пустился в пляс. Он стал первым человеком, поймавшим амфибию, — огромное достижение с точки зрения врагов. Они долгие годы воевали с нами и истратили на это бог знает сколько миллиардов долларов, но, только поймав кого-то из нас, можно было заставить амфибий обратить на врагов хоть какое-то внимание.
Когда нас привезли в город, люди высовывались из окон, размахивали флагами, приветствовали солдат и освистывали нас с Мадж. Здесь были все люди, которые не хотели становиться амфибиями, которые думали, что быть амфибией — ужасно. Люди всех цветов кожи, всех рас и национальностей объединились, чтобы бороться с амфибиями.
Оказалось, над нами с Мадж хотят устроить показательный процесс. Продержав всю ночь в тюрьме связанными по рукам и ногам, нас отвезли в здание суда, где уже стояли наготове телевизионные камеры.
Мы с Мадж были совершенно измочалены — не помню, когда еще нам приходилось так долго пребывать в теле. Как раз когда нам нужно было хорошенько продумать, как вести себя на суде, тела вдруг начинали доставать нас голодными болями, мы никак не могли уложить их поудобнее на нарах, как ни старались, и, конечно же, телам необходимо было получить свои восемь часов сна.
Нас обвиняли в самом тяжелом, по законам врага, преступлении — дезертирстве. Враг посчитал, что амфибии струсили и сбежали из тел как раз тогда, когда эти тела требовались человечеству для массы храбрых и полезных дел.
На оправдательный приговор мы не надеялись. Весь процесс был затеян только ради того, чтобы во всеуслышание заявить, насколько они правы и насколько не правы мы. Зал суда был набит начальством, все с суровым, храбрым и благородным видом.
— Господин Амфибия, — начал прокурор, — вы достаточно стары, не так ли, чтобы помнить времена, когда все люди должны были жить в телах, должны были работать и сражаться за то, во что верили?
