Обвинения в том, что профессор Барнхауз мог запросто выиграть последнюю войну, но просто не захотел этим заниматься, не выдерживают никакой критики. К концу войны он обладал силой и дальнобойностью 37-миллиметровой пушки — не больше. Его психодинамическая сила превысила мощность малокалиберной артиллерии только после демобилизации и возвращения в Виандот-колледж.
Я поступил в аспирантуру Виандота двумя годами позже. По случайности профессора назначили моим руководителем по теме. Меня это назначение огорчило, потому что в глазах преподавателей и студентов профессор представал довольно нелепой фигурой. Он пропускал занятия, забывал, о чем хотел сказать на лекциях. А ко времени моего приезда его чудачества из забавных превратились в невыносимые.
«Мы прикрепили вас к Барнхаузу, но это дело временное, — сказал мне декан социологического факультета. Он был смущен и как будто старался оправдаться. — Барнхауз — выдающаяся личность. После возвращения он, конечно, не так известен, но его довоенные работы создали репутацию нашему маленькому институту».
Когда я прибыл в лабораторию профессора, то, что предстало моим глазам, напугало меня больше, чем досужие разговоры. Повсюду лежал толстый слой пыли; ни к книгам, ни к приборам никто не прикасался месяцами. Когда я вошел, профессор клевал носом за столом. Единственными признаками какой-то деятельности служили три пепельницы, ножницы и свежая газета с дырами от вырезок на первой полосе.
Когда профессор поднял голову и взглянул на меня, я увидел, что глаза его подернуты пеленой усталости.
— Привет, — сказал он. — Никак не могу уснуть по ночам. — Он зажег сигарету, руки у него немного дрожали. — Вы тот самый юноша, которому я должен помочь с диссертацией?
— Да, сэр, — сказал я.
Спустя несколько минут мое волнение переросло в тревогу.
— Воевали в заокеанских краях? — спросил он.
— Да, сэр.
— Не шибко много от них осталось, верно? — Он нахмурился. — Понравилось на войне?
— Нет, сэр.
— Похоже, и следующая война не за горами?
— Похоже на то, сэр.
— И никак нельзя помешать?
Я пожал плечами:
— Кажется, дело безнадежное.
Он пристально посмотрел на меня.
— Знаете что-нибудь о международном праве, об Объединенных Нациях и прочем в этом роде?
— Только из газет.
— Та же история, — вздохнул он и продемонстрировал мне пухлый альбом с газетными вырезками. — Никогда не обращал никакого внимания на международные политические события. А теперь изучаю их, как в свое время крыс в лабиринтах. И все говорят мне одно и то же: «Безнадежное дело…»
