«Загляну, — решил старик. — Отдохну немного, приду в себя после столь неприятного происшествия…» Пока, петляя, спускался к широкой избе, думал о матери-великанше. О том, как чуть не пришибла она его своей лапищей, чуть не убила того, кто только что спас ее детеныша от неминуемой гибели. Обижаться, конечно, глупо, ведь мамаша не ясновидящая, чтобы угадать, кто покусал дитятку, а кто его спас. Она, естественно, сразу решила — поранил человек с мечом в руке, что стоит неподалеку. Тут и размышлять не нужно, ведь ежели не ты его, та наверняка он тебя. Правильно, нельзя винить того, кто просто от природы не рожден, чтобы ясно видеть и сразу все понимать. Этого просто нет, а если нет — то чего ж требовать.
— На нет — и суда нет, — пробормотал старик себе под нос. И тогда грустно стало ему. Ведь так не только у великанов, так у людей. У людей подчас еще хуже, люди способны убивать друг друга из-за самых настоящих глупостей, но самое страшное не в убийстве, страшное в том, что люди подчас и не стремятся понять что-то, несмотря на то, что им, в отличии от великанов и богов, дан разум.
Открытая Расщелина лежала под сплошным белым одеялом. Солнечный свет, отражаясь, слепил глаза. В тот день валил крупный пушистый снег. Возможно, было немного ветрено и, если находится на улице, морозный воздух задувал под одежду, забирая драгоценное тепло, но все равно погода не казалась такой уж противной и несносной, как это было вчера, да и вообще в последние несколько недель. Да, стало теплее, это было очевидно, и это не могло не радовать.
В домике Вемляна, местного лесника, стражника границы и охотника, было тепло. В камине потрескивали осиновые дрова, жар струился от каменных стенок, принося за собой уют и спокойствие. Пять лет назад этот северянин построил добротный бревенчатый дом, но даже он с трудом уберег его семью от пронизывающего холода, наводящего свои порядки этой зимой. Таких зим не было уже очень давно, Вемлян даже не мог припомнить, когда такое было в последний раз. Но теперь, когда холода отступили, можно было немного успокоиться. Несмотря на трудности, вся дети выжили, даже маленький Карх, за здоровье которого они с женой так волновались.
— Суровая была зимушка, — вздохнула Риола.
— Погоди ты, — нахмурился Вемлян. — Зимушка еще не ушла, а значит и последнего слова могла совсем даже не сказать. А вдруг скажет. Вот и будем тогда вспоминать.
За окном стояла тишина, трое детей играли, прыгая и кувыркаясь, на широкой медвежьей шкуре. Но вдруг, неожиданно, дубовая дверь сотряслась под напором сильных и упорных ударов.
