– А какова ваша роль в группе?
– Давным-давно, еще при советской власти, я милиционером был, а Юра мой друг и сосед. Он попросил для авторитета побыть с ним рядом, а мне не сложно. Сначала даже интересно было.
– В общем, понятно. Ступайте.
– Так, а что со мной будет?
– Ничего плохого. Идите.
Фирсов вышел, а Лопарев посмотрел на меня:
– Промашка вышла.
– А ничего другого и не ожидалось. Вот "чегеваровцы" реально отметились, что есть, то есть, а эти так, энтузиасты.
– И сколько у нас таких?
– Именно из "17-го года" четырнадцать. Молодежь можно подучить и раскидать в новые пятерки, а Фирсова и прочих бесполезных граждан, отпустим. Вывезем в Тверскую область, дадим немного денег, и пусть ковыляют по жизни, как им угодно.
– Ты учти, Егор, скорее всего, они сразу в полицию пойдут.
– Вот и я про это говорю. Оставлять их в "Дружине" бессмысленно, все время подвоха ждать придется, а убивать рука не поднимется. Следовательно, они обуза. Кто готов сражаться и терпеть лишения, тот с нами, а теоретиков и бесхребетных балаболов в сторону, пусть сами свою судьбу решают. Если есть мозги и сила воли, тогда спрячутся в дебрях. Благо, страна у нас огромная и заброшенных деревень хватает. Ну, а коли захотят вернуться на зону, тогда им путь в полицию. Разве я не прав?
– Прав, – Иван Иваныч потер ладони и окликнул Мишу: – Следующего пригласи.
Вторым был подрывник отряда имени товарища Эрнесто Че Гевары недоучившийся химик Стас Локтионов, высокий и статный брюнет с поломанным носом и одним ухом. Когда его брали, он оказал сопротивление, и с ним не церемонились. Но хорошо, что живой остался, могли бы и убить.
– Я хочу вступить в "Дружину", – сходу заявил Локтионов.
– Сначала пообщаемся, – Лопарев кивнул на чурбак, и когда парень присел, сказал: – Расскажи о вашем отряде. Коротко и по существу.
– Большую часть нашей истории вы, наверное, знаете. Но если надо, могу рассказать, как дело было. Отряд сложился после того, как вы начали свою работу, и состоял из двух частей. Первая, действующие сотрудники полиции из Орехово-Зуево, старшим у них был капитан Митин. Копы вышли на молодежный отряд, который изначально создавался как группа антифашистов, но позже перепрофилировался в националистическую группировку…
– Как это? – Иван Иваныч улыбнулся.
– Мы сами не поняли, – Локтионов развел руками и продолжил: – Поначалу вроде бы с бритоголовыми нациками дрались, гитлеровцами погаными, а потом посмотрели, что вокруг происходит, и взгляды изменились. У нас ведь в городе, как и везде вокруг Москвы, засилье черных и гастарбайтеров. Отсидеться в стороне не получилось, а антифашизм катит только до тех пор, пока в твой дом дикие гости с юга не ломятся. Девушку из наших изнасиловали, а это ненависть. Потом таджик мою мать ограбил, а отцу Альберта Рузаева азеры за замечание возле магазина голову проломили. Вот и как тут быть толерантным? Никак и все по формуле: "Бытие определяет сознание". Поэтому толерастия, антифашизм, интернационализм и принципы западного либерализма остались в прошлом, и мы вышли на тропу войны. Сначала обнаглевших кавказцев погоняли, удачно вышло, возле клуба толпу пьяных, которые к девчонкам приставали, выцепили и отмудохали. Затем парочку азиатов с ножами в кармане отметелили. Мелочевка. Но это позволило создать костяк группы. А потом на нас Митин вышел. Думали, хана, либо посадит, либо денег попробует вытрусить. Однако он молодец, хоть и полицай, помог нам, прикрыл, оружием снабдил и многому научил…
