— Сашко! Сюда…
Еще несколько секунд Мария оторвана от действительности.
Она вскрикнула, и крик этот открыл ей глаза. Она поняла, что проснулась, и сознание, что наступил новый день, следующий за вчерашним, еще один день, испугало ее, как и то, что над ней, у ели, под которой лежала, наклонился пожилой, коренастый, рыжий человек в потрепанной, в масляных следах гимнастерке, в низких кирзовых сапогах, и рассматривал ее, будто гриб нашел. Лицо загорелое, ярко-рыжие усы под костистым носом с широкими ноздрями и такие же, давно не подстриженные, взъерошенные виски. С шеи свисал полевой бинокль на ремешке. «Что нужно этому человеку?» В ней оставалось ощущение, что сон продолжался, нарастал и становился еще зримей и страшней. «Чего боишься, то и появляется перед тобой».
— Кто вы? Что вам нужно?..
Спросонья не могла разобраться, что к чему. У нее такой испуганный вид, что казалось — она испугалась раньше, чем увидела страшное. Она растерянно озиралась. В голову кинулось все вчерашнее. Еще не представляя себе, что предпринять, как бы защищаясь, прижала к груди руки, поднялась с земли. Руки слышали, как стучало сердце — быстро-быстро, быстро-быстро.
— Кто вы?..
— И спишь же, голуба, — не ответил рыжеусый на вопрос. — Унесут тебя, и не заметишь…
И тут только поняла она, что ни рядом, ни вон за теми деревьями, где ночью слышались голоса и мелькали огоньки курильщиков, никого нет. Пока спала, люди разбрелись, пошли дальше. Ночь разъединила ее с ними, сон увел из реального мира, и она ничего не видела, ничего не слышала, никуда не шла…
«Что за люди?» Сразу подумала о выбросившихся на парашютах немецких солдатах, обмундированных в красноармейскую форму, говоривших по-русски. В последние дни всех в городе предупреждали об этом. Трех таких переодетых немцев, рассказывали, поймали на Житомирском шоссе, она видела, как вели их мимо тетиного дома, по Софиевской.
— Сашко! — снова позвал рыжеусый. Он смотрел на девушку, на щеках ее лежал неспокойный свет утреннего солнца. — А Сашко!
— А чего, дядь-Данила? — протяжный голос из чащи. — Чего?
— Невесту тебе нашел.
Мария еще больше встревожилась. Оборвавшийся, недоконченный жест ее говорил об этом.
Рыжеусый заметил, у девушки слишком пронзительные глаза, слишком расширились они, и понял: от испуга это.
— А кто ты будешь? — выплыла на его лице смутная улыбка. — Кто, а?
Улыбка эта ослабила страх Марии. «Нет, может, и не переодетые немцы…»
— Ну, Марийка я… — выжидательно смотрела она на рыжеусого.
