Так или иначе, Роза, по мере того как Марта подрастала, чувствовала себя все более одинокой в своем доме. Владик, который уже поступил в университет, уехал, а молчание мужа, прежде ничего не значившее, теперь, когда Марта украдкой отвечала на него сочувственными взглядами, становилось силой. Роза по-прежнему держала бразды правления в своих руках, последнее слово всегда было за ней, и никто не пытался сопротивляться. Но теперь ей приходилось управлять единомышленниками, Адамом и Тусей, их было двое, ее вынужденных подчиненных, а Роза одна должна была нести тяжкое бремя власти.
В возрасте семи лет Марта заболела дифтеритом. Адам потерял голову; одного ребенка уже унесла у него эта болезнь. Увидев в горле белые налеты и измерив девочке температуру, — ртутный столбик доходил до сорока, — он сразу побежал к Розе. Остановился перед ней, бледный, не мог выговорить ни слова, только умоляюще сложил руки, как перед всесильным божеством.
Из глубины своего черного мира Роза поглядела на него и сказала:
— Ну что ж — бог дал, бог и возьмет. Разве не так? А может быть, твою дочь он должен пощадить?
Адам посинел, сжал кулаки.
Ночью Роза не могла заснуть; разумеется, вызвали врача, и из соображений приличия она должна была присутствовать при визите. Не Адаму, а ей велел доктор держать ребенка, когда вводил сыворотку, ей велел он приготовить и наложить компресс. Каменно-холодная, Роза все распоряжения выполнила безукоризненно. Доктор был в восторге. Уходя, он сказал:
— При таком уходе ребенок не может не выздороветь. Ах, если бы все матери вели себя так спокойно и разумно!
Как только он ушел, Роза вернулась к себе и легла в постель. Она слышала, как в дальних комнатах поминутно скрипят двери, как ребенок стонет, как шепчутся Адам, Софи и служанка, разливают воду, роняют на пол разные предметы, и язвительно бормотала:
— Вот увидите, отправит-таки дорогой папочка свое чадо на тот свет. Ну и пусть, мне-то что до этого?
Она вертелась с боку на бок, негасила свет, все прислушивалась. Часы отсчитывали время, суматоха в доме не утихала. Наконец пробил час, когда ребенку надо было дать лекарство. Роза сорвалась с постели.
— Пойду, взгляну… Курам на смех… топчутся там, вздыхают, шумят, а толку ни на грош!
Она приоткрыла дверь… Девочка лежала навзничь, задыхалась. Адам и Софи сидели по обе стороны кровати и держали ребенка за руки, остолбенело вглядываясь в изменившееся личико; поодаль на полу спала служанка. А ребенок все хрипел, давился каждым вдохом, грудь его поднималась с жалобным подвыванием, жилы на шее вздулись. Роза пришла в сильнейшее возбуждение. Вот сидит Адам и перекачивает в больное тело свое беспомощное отчаяние, полагая, что так он помогает ребенку, спасает его. Розе страстно захотелось добавить еще и стыда к отчаянию мужа.
