Чернигов, Новгород-Северский, Глухов, Путивль | страница 49



К 30-м гг. XVIII в. относятся небольшие погрудные портреты представителей казацкой старшины, совершенно лишенные идеализации; они искренни, правдивы и непритязательны. Если «Портрет И. И. Галагана» скромен по живописи, прост по композиции, лишен глубокой характеристики, то парный ему «Портрет жены» (ил. 66) исполнен с большой глубиной психологического проникновения и с большой теплотой. Перед нами лицо преждевременно увядшей женщины, в печальных глазах которой отражена ее нелегкая жизнь.

О широте творческого диапазона в украинском портрете XVIII в. ярко свидетельствуют два изображения И. Галагана работы неизвестных художников. На одном из них, написанном около 1740 г., он представлен элегантным молодым человеком в мундире с шитыми золотом застежками, с перначом в правой руке (знак полковничьего звания); левой рукой он сжимает эфес сабли. Энергичное лицо хорошо выделяется на темном фоне. Особенно впечатляет проницательный спокойный взгляд его умных глаз. Несмотря на то, что художник пишет представителя казацкой верхушки, он отходит от шаблонной схемы репрезентативных официальных портретов и стремится представить человека привлекательного и физически и духовно как личность, а не как чванливого представителя господствующего класса. На другом портрете, исполненном другим неизвестным художником около 1762 г., И. Налагай изображен хотя и не очень старым, но с печатью усталости и увядания на осунувшемся лице. Все передано очень точно и документально: и пернач в руке, и мундир, и лицо, но без вдохновения, с протокольной тщательностью.

Автор «Портрета полковника Ефима Дарагана» (середина XVIII в.; ил. 67) весьма одарен и мастеровит. Он уверенно лепит светотенью довольно молодое холеное лицо портретируемого, но сходство передает только внешнее, без углубления психологической характеристики и раскрытия духовного облика. Но вместе с тем портрет Дарагана подкупает своей искренностью и чарует тем, что в нем гармонично соединены две тенденции, господствовавшие в украинском портрете того времени, — декоративная и документальная. Общий строй этого произведения декоративен, построен на сочетании красного цвета жупана (кафтана) и золота шитых орнаментов с темным тоном коричнево-красного фона, больших плоскостей с тщательно выписанными деталями.

В украинском искусстве XVIII–XIX вв. особое место занимает народная живопись, которой украшали стены хат, предметы быта и утвари. Среди этих памятников выделяются чрезвычайно популярные во всех слоях украинского общества картины «Казак Мамай». Иконография и тип изображенного на них казака-запорожца, вероятно, отвечали народным вкусам и эстетическим идеалам, представляя обобщенный, наиболее характерный национальный тип. Многие из них написаны мастерами, не имеющими профессиональной выучки, но ее отсутствие с лихвой окупается наивностью и искренностью живописного языка, иногда тонким задушевным юмором, с которым изображен герой. На большинстве этих картин архитектура, костюм и оружие казака, сбруя коня выписаны тщательно и исторически правдиво. Живопись многих из них строится на простых колористических сочетаниях, но всегда экспрессивна и декоративна. В Черниговском музее находится несколько картин с изображением казака Мамая. Все они близки своей иконографией, их отличают лишь некоторые своеобразные индивидуальные черты. Народные художники на протяжении XVIII–XIX вв., рисуя казака Мамая сидящим на земле и скрестившим ноги «по-восточному», повторяют в основном два иконографических варианта. В первом типе казак Мамай играет на бандуре, а во втором он сложил руки в мечтательном раздумье (ил. 64).