Бомбы не понадобились. Орлов решил действовать по-своему. Операция по доставке самозванки началась. Он познакомился с княжной Таракановой, предложил ей помощь русской эскадры, снял для неё роскошный дом в Пизе, заплатил все долги, окружил её почётом и принялся играть в любовь. Вот здесь и встаёт главный вопрос — игра это была или граф Орлов на самом деле влюбился? Сколько на эту тему написано, сколько метров киноплёнки истрачено! Каждый из авторов отвечает на этот вопрос по-своему, но сама княжна поверила Орлову безоглядно. Он был красавец почти двухметрового роста, победитель на море и глава русской эскадры — богатырь и рыцарь одновременно.
Дальше всё было просто. Как и планировалось, княжну заманили на корабль, там её с Орловым обручили или обвенчали — не суть важно, потому что обряд вёл переодетый в платье священника матрос. После этого княжна была арестована. Она негодовала, звала «мужа», но ей было сказано, что граф Орлов тоже арестован. Зачем? Может, это был акт милосердия, предательство судьбы иной раз легче перенести, чем предательство возлюбленного.
Эскадра под командой адмирала Грейга взяла курс на Кронштадт, Орлов же сошёл на сушу. Он предпочёл добираться до родины сухопутным путём.
11 мая 1775 года русская эскадра прибыла в Кронштадт, а 25 мая княжна Тараканова и её спутники — два поляка, Доманский и Чарномский, — были заключены в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Начались допросы, они велись по-французски. Следствие вёл князь Голицын, человек мягкий и незлобивый, но его княжне удалось вывести из себя.
Двор в это время находился в Москве, он прибыл туда сразу после казни Пугачёва, состоявшейся 10 января 1775 года. Кажется, Екатерине больше ничего не угрожало, и она могла быть милосердной, но не тут-то было. Императрица очень внимательно следила за ходом следствия, курьеры с депешами мотались между двумя столицами, как маятники. Княжна должна была внятно ответить на два основных вопроса: кто она такая и кто надоумил её замыслить интригу с посягательством на трон русский? Следствие длилось семь месяцев, но ни на один из этих вопросов Тараканова не ответила. Княжна не молчала, она не закрывала рта, придумывая, как Шехерезада, всё новые и новые истории: вспоминала детство, которое прошло в Персии… или в Сибири, или в Киле, — она путалась, рассказывала о своём романе с польским посланником в Париже Огинским, или о князе Лимбургском, который «любил её страстно и обещал жениться». Искренне уверяла, что она никогда не называла себя дочерью императрицы Елизаветы, всё это происки её врагов, а важные бумаги, при ней найденные, всего лишь копии, подброшенные ей недоброжелателями. Нет, она не претендовала на трон, в Персии она имеет несметные богатства… При этом все опросные листы она подписывала именем «Елизавета», чем несказанно раздражала Екатерину.
