— Ну?
— Вот те и ну. Теперь-то туда и вовсе дорога заказана. В Лысом лесу не разгуляешься. А другого горшечника-то у нас и нет.
— Разговорчивая ты больно, Гергамора, — проворчал Питер Бревно. — Тебе что ни случись — только повод язык почесать. Вон ребятне свои сказки рассказывай. Небось заждались — ушки на макушке.
— А сам-то забыл, как за мной хвостом бегал, — обиделась старуха. — Такой же был. Только требовал, чтобы пострашней.
— Э… То когда было…
— Ладно-ладно — не хочешь не слушай, а я чистую правду говорю. Да вон тебя и ждут уже: гляди, как Гнус извелся весь. И так подморгнет, и этак сморщится — тебя подзывает. Опять гадость какую надумали?
— Не твое, старуха дело, — отрезал Питер.
— Может, и не мое. А может, и мое, — задумчиво сказала старуха. — Вот горшечника у нас теперича нету. Это как?
— А никак, — пожал плечами Питер. — И дался тебе этот горшечник. Только о нем и талдычишь, тьфу! — Он кивнул и впрямь ожидавшему в сторонке Гнусу: мол, жди, сейчас подойду, видишь, от старухи не отвязаться никак.
— Ага! Плечами жмешь, — ни с того ни с сего сказала старуха. — А вот что это на тебе, а?
— Как что? Рубаха. Штаны.
— Ясное дело — штаны. А откуда?
— Ну Норка сшила.
— Гм, — старуха озадаченно взглянула на охотника, — этакая стерва и шьет?
— Иди ты, — обиделся Питер.
— Хорошо. А полотно откуда?
— Сама знаешь, — проворчал охотник. — Был тут один старикан — помер. Да еще заезжие — давно, правда не видать — за шкурки понавезли.
— Ага! — довольно сказала старуха. — Ну ты иди. С Гнусом-то у тебя дела поважней.
— Обождет, — буркнул Питер. — Не пойму я, к чему ты клонишь: штаны тебе мои зачем-то дались. Из самой-то песок сыпется, а туда же, — усмехнулся он.
— Эх! Была бы я молодой, ты бы за мной хвостом бегал. Только на что ты мне сдался? Вон как твоя раскрасавица в золе рыщет. Побрякушки ей Илкины покоя не дают. А откуда побрякушки эти, ты знаешь?
— Ну откуда же, наверно… — неуверенно сказал Питер, — от заезжих остались.
— А сколько лет они сюда носа не кажут?
— Много, — почесал затылок Питер. — Их дело, я-то при чем?
— Ты-то? Ни при чем. Только уж больно горазд повелителей вешать…
— Э!.. Нашла чем попрекнуть!
— Так ведь скоро одними повелителями живы и будем. Эх! Любила я когда-то одного заезжего, — мечтательно сказала старуха, — красивый был! Да и я ничего себе. Не то что нынче — срам один. Часто он ездил сюда. Чуть не каждую весну. Смелый. Ты-то ведь и сам помнишь, сколько в наших краях заезжих пропало.
