Очи вакханок горели неугасимым пламенем, дрожащие губы сливались в страстных поцелуях. Я слышал, как вздох, вырвавшийся из груди одной женщины, тут же срывался с губ другой. Но вот они сжали друг друга в последнем судорожном объятии, послышался яростный стон, и все затихло…
— Как я была счастлива! — спустя несколько минут произнесла Гамиани.
— Мне было так хорошо…, — отозвалась Фанни, и ее тело вытянулось в сладкой истоме.
— Никогда раньше мне не приходилось испытывать такого наслаждения, — продолжала графиня, — я была на вершине блаженства. Фанни, любовь моя, мы никогда не расстанемся с тобой, никогда! — с этими словами Гамиани порывисто обняла подругу, потом отстранила ее и пристально на нее посмотрела. Фанни ответила ей взглядом, полным всепоглощающей любви. За все время нашей связи я не был удостоен таким взглядом; никогда, даже в самые счастливые минуты, Фанни не смотрела на меня с такой любовью. Боль сжала мое сердце…
Между тем губы женщин слились в страстном поцелуе, и они снова предались страстным утехам. Лицо Фанни горело вожделением. Гамиани в забытьи шептала нежные слова. Блуждающий взор графини выражал такую безумную страсть, что я затрепетал от внезапно охватившего меня желания. Как мне хотелось разделить с этими сладострастницами восторги любви! Но стена разделяла нас, стена, воздвигнутая женской судьбой…
В этот момент я напоминал себе разъяренного самца, мучимого похотью, жаждущего удовлетворения, но обреченного лишь пожирать глазами самку через решетку своей клетки и бессильного преодолеть эту преграду. В тупом оцепенении я смотрел из своего убежища на безумствующих женщин, и страстное желание мучило меня, с каждым мгновением оно все глубже поражало мою кровь и мозг. Мне казалось, что мои нервы, натянутые до предела; вот-вот порвутся. Прерывисто и гулко билось сердце. Я дышал, судорожно открыв рот, часто и жадно, будто испытывал недостаток воздуха. Рассудок стремительно покидал меня. Обезумев, я зажал в кулак символ своей мужской силы и бешено тер его между судорожно сжатых пальцев, пока он, затрепетав, не исторг пульсирующую струю огненной жидкости. Я не испытал никакого наслаждения. Я был разбит и опустошен. Веки мои отяжелели, голова, будто налитая свинцом, безвольно поникла на грудь. Мне хотелось закрыть глаза и забыться, но жадное любопытство заставило меня подняться и вновь занять наблюдательный пункт, который я так бесславно покинул.
Из-за стены до меня доносились страстные вздохи и стоны. Но то, что я увидел, позволило дьяволу вновь обуять меня. Руки бессознательно потянулись к моему безжизненному приапу, стараясь вернуть ему его утраченные силы. Я был смятен и раздавлен. Мои трибады сплелись бедрами и бешено терлись друг о друга. Они предавались этому занятию с таким рвением и с такой силой сжимали друг друга в объятиях, которую может дать женщине только близость сладчайшего из наслаждений. Можно было подумать, что они хотят растерзать друг друга, так судорожно были напряжены их мышцы и так стремительны были их прерывистые движения.
