Через час я незаметно выскользнула из дома и решительно направилась в женский монастырь, находившийся неподалеку от города, где мы жили. Мне пришлось идти более часа, прежде чем я достигла ворот монастыря. В пути я несколько раз совсем уже было хотела изменить свое решение и вернуться назад, однако нашла в себе силы оставаться последовательной до конца. Один Господь знает, каких трудов мне это стоило.
Мать настоятельница встретила меня довольно радушно. Задав мне несколько обычных вопросов о том, кто я такая и что побудило меня постричься, она предложила мне пройти в трапезную, где я могла бы поужинать, а заодно и познакомиться с другими послушницами, моими будущими подругами. Я охотно приняла ее предложение, тем более что очень устала и проголодалась. Пока мы шли в трапезную, мать настоятельница расспрашивала меня о моей жизни, но, несмотря на то, что я чувствовала к ней большое расположение, я решила ничего не говорить ей об истинных причинах, побудивших меня перебраться под защиту Господа.
Шум и смех, доносившиеся из открытых дверей трапезной, мгновенно стихли, как только мы с настоятельницей появились на пороге. Все взоры были устремлены на меня. Я тоже заметила, что монахини в большинстве своем были очень молоды и красивы, причем ни одно лицо не поразило меня благочестивой кротостью и смирением, которые я ожидала увидеть. Все девушки, наоборот, выглядели очень здоровыми и жизнерадостными. Мне это понравилось, так как я не любила святош.
Мать настоятельница коротко благословила пищу и представила меня моим новым подругам.
— С сегодняшнего дня эта девушка будет жить с вами. Надеюсь, что вы будете дружны. Гамиани, дитя мое, — обратилась она ко мне, — присаживайтесь к столу!
Назавтра после продолжительной церемонии я постриглась в монахини и взяла себе имя сестры Иоанны. Так начался новый этап моей жизни, о котором я, быть может, еще расскажу вам немного позднее. Я поняла, почему именно я решила посвятить свою жизнь служению Господу. Сейчас эта фраза наверняка покажется вам смешной, но тогда мне было не до смеха…
Графиня замолчала. Видно было, что она до сих пор еще тяжело переживает трагические дни своей ранней юности. Мы с Фанни с участием смотрели на эту великолепную женщину, чья печальная история так взволновала нас. Тут я заметил, что прекрасные глаза Гамиани наполнились слезами, и вдруг она, надменная и циничная, горько разрыдалась. Фанни и я попытались успокоить ее, но наши участливые ласки, казалось, расстроили ее еще больше. Я не мог себе даже представить, что такая развратная женщина, как графиня, способна так искренне плакать — и о чем, о своем прошлом!
