Все это были не его слова. Множество таких подробностей, обдуманных и заготовленных Артуром, ждали удобного момента, чтобы войти в повествование. Они живо сочетались с обликом неторопливого, основательного мужика, который передавал их вдумчиво, вполне по-своему. В сознании возник отчетливый образ будущей книги во всех ее частностях и единстве. Она была даже лучше, чем он надеялся. Неясные, не требующие определения внутренние связи, особая игра ощущений, производимая соотношением частей и событий, вызывали знакомое волнение. Вместе с тем было совершенно очевидно, что книга пуста. За спиной грека сизым дымком курилось нечто бездонно страшное, судьба, во много раз превосходящая воображение.
«Если бы в Откровение Иоанна надо было вписать дополнительную главу о высшем суде и расправе над беллетристикой, — думал Артур, — я взял бы эту сцену, где герой в поте лица помогает автору, а тому становится все яснее, что он пишет мимо цели — вероятно, делал это всю жизнь — и что истина неподвластна его обольстительному труду».
— Как это «отскочил»? За жизнь испугался? Или калекой остаться? Или боль? Рука-то болит?
— Саднит немного. Можно было не обращать внимания, не шевелиться. В конце концов, условия придумываешь сам в тех пределах, которые со временем открываются там, где сначала видишь лишь скудное однообразие. Ведь вся эта механика заложена в самих вещах, никто не подталкивает камень на вершине. А если говорить о силовых полях, то это простейшие силовые поля тяготения, а не сверхъестественный телекинез чьей-то недоброй воли. Так что вся скрытая пружина события — вопрос равновесия. Вершины же, как ты знаешь, бывают острыми только на картинках. Чего не существует в природе, будь то природа земная или подземная, — это параллельных поверхностей. Но каков бы ни оказался уклон, при соответствующем усердии и терпении на нем можно уравновесить даже яйцо, а не то что шершавый камень. И прошло сравнительно немного времени, хотя там его следует мерять количеством попыток, прежде чем мне в первый раз удалось закрепить глыбу наверху…
— Кто ты такой? — спросил Артур наконец, перестав сопротивляться и владеть собой.
— Сизиф, сын Эола, внук Эллина, правнук Девкалиона и Пирры…
— Почему же ты мне мешаешь?
— Можно ли тени помехою стать многоумному мужу, / Даром могучих словес наделенному щедро богами?
— Если же тень, вопреки бестелесной природе, / Станет упорствовать, будет побита камнями… И так далее и так далее. Что тебе нужно?
