— Не поняла! — Татьяна посмотрела в его глаза. — А как вы могли видеть?
— Лу-Тан разослал запись реанимации сатианета всем Стражам порога галактики. Чтобы ни у кого не возникло сомнения в правильности его выбора. Он всегда был мудр и дальновиден, наш крелл.
Татьяна покивала.
— Мне кажется, я понимаю вас. Его всем будет не хватать. А вам я благодарна. За откровенность.
Проангел что-то ответил, но странный звук перекрыл голос. Переливчатый, мелодичный и тоскующий, то низкий — горловой, то высокий — звенящий, словно колокольчик, он летел по станции, неся на белых крыльях печаль.
Татьяна замерла, ощущая, как перехватило дыхание. Проангел, нахмурившись, смотрел за нее — в бесконечность звездного пути. И кто знает, возможно, его глаза с кошачьими зрачками отслеживали в пустоте свой вектор полета?
Серафида с Крелоса пела Прощание. Татьяне незачем было спрашивать — она понимала каждый звук, каждую ноту, каждую паузу. В прощальной песне слов не было, возможно, Первая певунья вкладывала ментальное значение в физическую оболочку мелодии, но сердцу слова не требовались — оно отзывалось любовью и болью. И в том и другом был свет, а не тьма пустого пространства и холодного одиночества.
Последний звук исчез где-то в закоулках Лазарета. Татьяна отвернулась от Марвэлла, тыльной стороной ладони стирая влагу с щек. За спиной раздался шелест крыльев.
— Пора! — позвал проангел, поднимаясь.
Она отчаянно моргала, прогоняя слезы с глаз. На полдороги им встретился Ларрил — видимо шел в смотровую, предупредить. Его лицо было отстраненным, стянутым, застывшим, как маска. И Татьяна понимала его чувства, словно кончиками пальцев касалась горячей кожи. Она и сама не отказалась бы скрыть слабость и слезы, не показывать чужакам свежую боль. Однако такой выдержки как у Ларрила у нее не было и быть не могло.
В полном молчании они выстроились вдоль стен, не хватало только креллов и серафиды. Первая шлюзовая уже была открыта.
В конце коридора показалась процессия. Продолговатый синий контейнер удерживали в воздухе две гравитационные тележки. Креллы шли по двое — спереди и сзади. Серафида замыкала процессию. Голова ее была опущена, толстые губы непрерывно шевелились, словно она продолжала петь безмолвно.
Татьяна ощутила к ней искреннюю симпатию. Чувство горячей благодарности за прекрасное, полное жизни и света прощание сдавило сердце. Серафида неожиданно подняла голову и посмотрела Татьяне в глаза. И та с изумлением поняла, что услышана.
