— К великому сожалению, наши силы равны, — продолжил сатианет, не глядя на неё. — Даже по количеству захваченных секторов галактики мы идем почти вровень — иногда гоки опережают нас, иногда мы их. Но я точно знаю, доктор, — Тсалит упёрся в собеседницу тяжёлым взглядом, — что когда-нибудь мы победим! На нашей стороне светлейшая помощь, не на их! Никакие плоды не остановят Божественную Мать, если она решилась на уничтожение.
По коже Татьяны Викторовны побежали мурашки. И в земных мужчинах кровь закипала под звуки военных фанфар. Но женщина, преступившая собственную суть вместилища жизни, была страшнее и их, и всех чудовищ вместе взятых!
— Она безжалостна, — то ли спросила, то ли утвердила Татьяна, — ваша Сатиана?..
Тсалит тут же ощерился.
— Только, если того требуют обстоятельства! Гоки уничтожают наши мирные поселения, захватывают и вырезают колонии Большого кольца, оставляя после себя тишину и покой мёртвых миров. Если не имеют возможности напасть на какую-либо планету — не гнушаются использовать биологическое оружие, засылают зонды-шпионы, напичканные спорами и вирусами, смертоносными для нас. Божественная Мать защищает своих детей от их зверств…
— Убивая чужих? — прервала Татьяна.
С мгновение они смотрели друг на друга так, словно готовы были сцепиться. Татьяна была бледна, а коричневые пальцы Тсалита сжимались почти как тогда, когда он пытался придушить её.
Она первой отвела глаза. Произнесла с трудом:
— Простите меня, броненоссер, не следовало снова начинать этот разговор!
— Лу-Тан не отступил бы, — буркнул сатианет, отворачиваясь.
Татьяна пожала плечами.
— Вы ошибаетесь. Он сказал бы что-нибудь вроде: «Зачем спорить о том, что и так очевидно!», и остался бы при своём мнении.
Тсалит, словно в восхищении, покрутил головой.
— Насколько вы непредсказуемы, Лу-Танни! Имеете мнение, но просите прощения за него. Вы не воин духа, как ваш учитель!
Она внимательно посмотрела на него. Сатианет следил за ней искоса — не иначе, снова провоцировал на спор. Татьяна Викторовна глубоко вздохнула, почти моментально утихомирила зачастившее сердце.
— Вы правы, Тсалит, — сказала спокойно. — Я — не воин. Я врач.
Больше не было произнесено ни слова. Два совершенно разных существа, отличавшихся друг от друга анатомией, физиологией, нравственностью, моралью и верой, вкусовыми и эстетическими предпочтениями, стараясь не замечать друг друга, смотрели вперёд: туда, где разворачивались в темноте разноцветные спектры звёздных мантий, где неведомые сирены пели свои гибельные песни, а война без устали и отдыха собирала жертвы по обе стороны призрачного фронта. Но, даже несмотря на все различия, у старого броненоссера с Сатианы и женщины с планеты Земля было нечто общее. Оба любили смотреть на звёзды. И в этом странном совпадении нашлось место для глупого, нерационального чувства, называемого надеждой.
