Размышления о чудовищах | страница 91
Так вот, надо сказать, что кому не доставило особого удовольствия видеть меня вместе с женщиной, так это Ли Фону, китайцу лет шестидесяти, с восковой кожей, специалисту по кондитерским изделиям и правой руке Синь Миня.
(—?)
Дело в том, что Ли Фона привлекала мужская идея, и со всеми нами, мужчинами, появлявшимися в ресторане в одиночестве, он обращался так, словно мы были его мужем, недавно вернувшимся с войны против коварных японцев, и он готовил нам особые десерты, и соблазнял нас ликерами из своего личного погреба, и не хватало ему только начать петь нам дурным голосом пекинские романсы во время еды.
Теперь, когда я об этом думаю, мои отношения с официантами желтой расы кажутся мне курьезными: однажды, когда я пошел с друзьями в японский ресторан, когда на десерт мы все нагрузились экстази, потому что Хупу досталась отличная партия, между шутками, в атмосфере внезапного чувства вселенского братства, вызванного метиленэдиоксиметанфетамином (одиннадцать слогов заклинания счастья), усмотрев в рвении обслуживавшего нас официанта манеры гейши, чтобы немного покорчить из себя клоуна — звезду собрания, я, в конце концов, поцеловал его в губы. (Как вы уже слышали.) (В шутку и без языка, но в губы.) Я все еще как будто слышу тишину, воцарившуюся в ресторане: воздух казался барабанной кожей, которая вибрирует, но не звучит, а клиенты смотрели на меня выжидательно, как будто это было только началом гей-спектакля. Официант посмотрел на меня с выражением, которое я не смог истолковать, провел рукой по губам и вернулся к своим обязанностям. Мутис, молчаливый латинист, открыл тогда рот:
— Греческая любовь, — на что Хуп, пытаясь немного навести порядок в своем дыхательном аппарате, ответил:
— Греческая? Нет, это нежная японская педерастия, — и почти упал со стула.
В общем, это был единственный гомосексуальный опыт до того дня: поцеловать в губы официанта ресторана «Комбадасо». (Кстати, Комбадасо, если мифологический словарь, подаренный мне Йери, не ошибается и не врет, был бонзой, который, будучи восьми лет от роду, велел построить удивительный храм и, заявив, что он устал от жизни, возвестил, что хочет спать в течение десяти миллионов лет, так что он отправился спать в пещеру, чей вход распорядился запечатать, и там он и превратился в прах. (Один из худших видов отношений с жизнью, из всех, какие мне вспоминаются, я так считаю.) (Чего я не могу вспомнить — так это имени официанта, которого поцеловал, если я вообще когда-нибудь его знал.) (В любом случае я не знаю, как зовут единственного мужчину, какого я целовал в губы.)