27 августа я мог сообщить нашей делегации в Лондоне: «Соединенные Штаты решили высадить войска во Французской Северной Африке… Операция будет осуществлена во взаимодействии с начинающимся наступлением англичан в Египте… Американцы обеспечили себе поддержку на месте, используя добрые чувства наших сторонников, внушив им, будто они, англоамериканские силы, действуют в согласии с нами… Маршал Петен, несомненно, отдаст приказ выступить в Африке против союзников… Немцы сумеют найти предлог, чтобы вмешаться…». Я добавлял: «Американцы сначала думали, что они смогут в этом году открыть второй фронт во Франции. Вот почему, нуждаясь в нас, они вступили на путь, определенный их меморандумом от 9 июля. Теперь их план изменился».
Отныне все стало ясно. Стратегические замыслы союзников окончательно определились. Что касается их политической линии, то она базировалась на священном эгоизме. Вот почему я был меньше чем когда-либо склонен придавать значение идеологическим формулам, которыми они пытались прикрыться. Можно ли было принимать всерьез подчеркнутую щепетильность Вашингтона, который заявлял, что, держа на дистанции генерала де Голля, он поступал так якобы затем, чтобы предоставить французам свободу предстоящего выбора их правительства? Ведь этот же Вашингтон в то же самое время поддерживал официальные отношения с диктатурой Виши и готов был договориться с любым, кто откроет американским войскам ворота в Северную Африку! Можно ли было верить в искренность заявлений Лондона, который, желая оправдать свое вмешательство в дела подмандатной Франции территории Леванта, твердил о правах арабов на независимость, когда англичане посадили в Индии за решетку Ганди и Неру, сурово карали в Ираке сторонников Рашида Али и диктовали Фуруку, королю Египта, состав его правительства? Да что там! Сегодня, как и вчера, надо было исходить только из интересов Франции.
Между тем Кэйзи решил, что пришла пора проявить себя. Как бы ни были благи его намерения, он начал действовать таким образом, что нечего было надеяться на благополучный исход.
9 августа он предложил мне «откровенную дискуссию», чтобы установить более удовлетворительные отношения в интересах обеих стран, «ибо, — писал он, — у меня сложилось впечатление, что отношения в Сирии и Ливане достигли критической точки». К несчастью, английский министр счел необходимым добавить: «Приглашаю Вас встретиться со мной в Каире. Если эта встреча не состоится, я буду вынужден доложить премьер-министру о существующем положении, как оно представляется мне». Выражения, к которым он прибег в своем послании, вынудили меня ответить, что я готов обсудить с ним важные вопросы, но только в Бейруте, поскольку во время двух визитов, которые я имел удовольствие нанести ему в Каире, мы не смогли прийти к соглашению.
