глаза очередной хорошенькой горожанке, когда та зазвала Арлекина полюбоваться на прекрасные вишни в
ее маленьком садике. Чуть не расплакалась даже – но где ж вы видали Коломбину в слезах?
Потом, после столичных гастролей, чудесным майским вечером – из тех вечеров, когда небо кажется
прозрачным, а ветер тяжелым от будущей летней жары – они сидели вдвоем, любуясь синей рекой и
холмами, похожими на караваи ржаного хлеба. Он обнял ее за плечи – будто случайно – и это было счастье.
Больше чем премьера, больше, чем удачная роль! Она тогда сказала, что любит, пропуская слова сквозь
биение пульса – а как иначе. Он был честен, пытаясь отговорить – талант, как огонь выжигает сердца, не
оставив взамен даже камня. Она не услышала. И стала его женой.
За три месяца после их свадьбы труппа заработала больше чем за год – так хороши были Арлекин и
Коломбина в новых ролях. А потом она поняла, что беременна. И не смогла больше играть.
Их первенцу уже четырнадцать лет, дочке двенадцать, третий сынок с рожденья был слабым и не
пережил первую зиму. Она шила костюмы, творила грим, готовила суп и свиное рагу с фасолью, растила
детей, утешала и успокаивала мужа, став ему верным плечом. И нельзя сказать, что Арлекин был плохим
супругом… Для театра – первой любви любого актера. Бывало, что он изменял жене, загуляв с очередной
красоткой, бывало, что пил – ну а кто из мужей не пьет – но сцене всегда оставался верен. Шатко ли валко,
быстро ли медленно, но повозка катилась дальше. А теперь…
Плохо все теперь. Сперва болезнь уложила его на месяц, потом ушла примадонна, потом провалился
спектакль… Труппа застряла в глубокой яме, кто мог – тот сбег, кто остался – лучше б не оставался. Еды –
на сутки не больше, да и черти бы с ней с едой – нам бы удачи глоточек, да где ж его взять. Что говорить,
когда говорить нечего? Что сделать из ничего? Из ничего… женщина способна сотворить шляпку, салатик и
скандал! Первое и второе явно не пригодятся. Значит… мой муж кажется забыл, на ком женился! Эх, гори
оно все фейерверком!
Коломбина прыгнула из повозки, ощутив, как пружинит земля под босыми ногами. Потянулась – с
наслаждением, в полную силу, чтобы косточки захрустели. Сорвала с головы платок, встряхнула
роскошными рыжими кудрями – распустишь, до земли достают. И седина почти незаметна. Улыбнулась,
чуть кривя уголок рта – за эту улыбку пятнадцать лет назад ее забрасывали цветами! Из повозки достала
